Ранний старт 4
Шрифт:
— Ты всё не так поняла. Это не то, что ты подумала.
Она всё-таки не дура, улавливает неявную шуточную отсылку и улыбается:
— Что я должна была подумать?
— Я не уверен в том, что они были, я не уверен в том, что их там не было. Весь смысл разговора в том, чтобы донести тривиальную мысль: у нас нет никаких неопровержимых доказательств, что американцы высаживались на Луну. Это всё.
— А как же тысячи фотографий, киносъёмки и всё остальное?
— Я же говорил, фотографии не могут считаться доказательством. Их наличие вообще никакого значения не имеет. Допустим, скептики
Кира на какое-то время цепенеет. Пользуюсь моментом:
— На самом деле и доказывать ничего не надо. Достаточно того, что есть сомнения. Что бы там «защитники» ни говорили, сомнения всё равно есть. И специалисты в области кино об этом говорят. Можно им не верить, отмахнуться, обозвать всех «фомами неверующими» и «плоскоземельщиками», но сомнения у большого числа людей всё равно есть. Вот есть факты, что мы с Гоблином перечислили. Против них нет никаких возражений ни у кого. Вот от них можно плясать.
Кира приходит в себя. Улыбается:
— Хорошо. Давай спляшем. Предлагаю по порядку. Самый первый факт — подавляющее число учёных в мире и России высказывается в пользу высадки. Мне кажется, одного этого достаточно, чтобы прекратить все споры.
— Однако споры почему-то не прекращаются, — откровенно ухмыляюсь. — И это не сам факт. Вернее, он не прямой. Это оценка реальности некоего события, данная неким сообществом экспертов, пусть очень большим и авторитетным. К тому же она девальвируется другим фактом: никто из этих учёных в открытую дискуссию со скептиками вступать не рискует. Сразу вопрос — почему?
— Не считают нужным связываться с фриками?
— Одновременно так думают тысячи или даже десятки тысяч учёных? Кира, так не бывает. Ты подобные результаты соцопросов видела?
— Каких соцопросов? — девушка слегка подвисает.
— Любых. Видела хоть один соцопрос по любому поводу, чтобы все сто процентов опрошенных выбрали один-единственный ответ из многих?
Лицо Киры слегка вытягивается.
— Попробуем представить некий соцопрос среди учёных на эту тему. Главный вопрос: почему не ставите на место скептиков в открытой дискуссии? Варианты:
1. Не желаю спорить с невежественными фриками.
2. Не готов вступать в дискуссию по теме, в которой глубоко не разбираюсь.
3. Не хочу идти против общепринятой точки зрения.
4. Боюсь проиграть в споре.
5. На самом деле я считаю, что скептики правы, однако открыто заявлять об этом не хочу.
— Как думаешь, каков будет результат такого опроса?
— Откуда же я могу знать, Витя?!
— А вот я кое-что могу заранее сказать. Спектр мнений не будет однолинейным. Каждый вариант ответа наберёт свой процент выбравших. Возможно, какой-то один окажется в пределах статистической погрешности, и его можно будет считать нулевым. Но не все. И какой вывод?
— Какой?
— А такой, что при большой многочисленности
— Однако и просто так от мнения всего научного сообщества мы отмахнуться не можем.
— Так мы и не отмахиваемся. Мы же его внесли в список фактов! Вот только однозначно интерпретировать мы его не можем. По крайней мере до тех пор, пока не проведём обширное анкетирование.
— Может, провести? — Кира задумывается.
— Не советую. Можешь столкнуться с административным сопротивлением. Вопрос слишком близок к политической сфере, выходит на уровень международных отношений. США очень ревниво к этой теме относятся. Не стоит.
В студию входит девушка, ставит перед нами чашки с дымящимся кофе. Редакция МК заботится о создании домашней уютной атмосферы.
— Надо признать, вопрос действительно сложный. Одно можно утверждать определённо: мнение любого самого авторитетного учёного или даже в целом научного сообщества может быть ошибочным.
— Разве такое бывает?
— История науки пестрит подобными примерами. Взять хотя бы геоцентрическую теорию, — решаю уточнить, дабы избежать: — Это ту, что считала центром Вселенной Землю, вокруг которой вращаются звёзды, Солнце и планеты. Теория теплорода, которая считала, что тепло переносится особым веществом. Да мало ли…
— Но мнение научного сообщества может быть и верным, — Кира стойко обороняет позицию «защитников». Не осуждаю.
— Безусловно, может. Давай оставим этот пункт. Мы бессильны что-то с ним решить, хотя бы из-за второго пункта. Если бы они соглашались на открытую дискуссию, что-то неизбежно прояснилось бы. А так мы можем только на кофейной гуще гадать, — отставляю в сторону пустую чашку.
— Есть следующий пункт, — хищно улыбается Кира. — Запуски «Сатурнов-5» видел весь мир.
— Глупо отрицать. Старты были. Высадку на Луну никто не видел.
— Видели, — Кира опять улыбается в том же стиле. — Наш космонавт Леонов утверждал, что мы следили за всеми этапами экспедиции на Луну. Для этой цели существовала станция космического наблюдения в Крыму.
Надо же! Девушка стремительно подковалась в вопросе.
— Сильно сомневаюсь. Такое впечатление, что Леонов слабо представлял, о чём говорил.
— Он космонавт номер два! Он всю жизнь в космонавтике.
— Космонавтика — это и моя профессия, пусть я только учусь. Давай я тебе кое-что объясню. Радары и радиотелескопы, с помощью которых следят за космическими аппаратами, узконаправленные. Они ловят строго определённую частоту. Это сделано для повышения чувствительности и отсечения помех. Полную телеметрию с «Сатурнов-5» мы не могли получить. Мы пользовались разными частотами.
— Но станция в Крыму была!
— Всего лишь одна. Мы ж говорили с тобой на эту тему! Земля вращается, поэтому для непрерывного слежения нужна целая сеть станций по всей планете. Сеть у нас была, но для слежения за своими аппаратами. «Аполлоны» могла отслеживать единственная станция, причём меньшую часть суток.