Ранняя пташка
Шрифт:
Я уже слышал это не первый раз.
– А правда, Токката съела лунатиков, чтобы продержаться до конца Зимы?
– Содержала их живыми до тех пор, пока они ей не понадобились, насколько я слышала, и с тех пор пристрастилась к ним. Ты больше ничего не можешь вспомнить о тех двух преступниках, которые собирались пустить на воспроизводство девчонку с бузуки?
– Их было трое, а не двое.
Какое-то время Аврора пристально смотрела на меня своим единственным глазом, в то время пока второй вращался сам по себе.
– Она находилась слева, так?
– Он. Медик.
– Тогда понятно, – сказала Аврора, указывая на свой бесполезный глаз. – То, что слева от меня, я
Она показала мне набросок в своем блокноте. Как и следовало ожидать, это была половина лица – лица Фулнэпа.
– Тот, кто забрал женщину-лунатика. Это он?
Я кивнул, и Аврора убрала блокнот в нагрудный карман.
– Логан промедлил, – задумчиво произнес я, – как будто не хотел вас убивать. Почему?
– Понятия не имею, – сказала Аврора, – но для тебя очевидный выигрыш, что он так сделал, а для него очевидный проигрыш. Помни, что2 я тебе говорила про Зимних консулов Двенадцатого сектора – особенно про Токкату.
Попрощавшись со мной, она вышла из купе, оставив меня наедине со своими мыслями. Приблизительно через полчаса поезд остановился на верхней станции Торпанту.
Пока железнодорожные работники готовили тормоза для спуска, пассажиры и груз оставались на своих местах, и скоро мы снова тронулись, сначала по тоннелю протяженностью в милю, пробитому через вершину горы, затем мимо потрепанного непогодой указателя, извещающего о въезде в Двенадцатый сектор, а далее последовал затяжной спуск с небольшой скоростью. По эту сторону от гребня снегопад прекратился, и в сумерках я с трудом различал силуэты высоких гор, вершины которых были покрыты мягким снежным покрывалом. На крутых поворотах можно было отчетливо увидеть впереди за пять вагонов красные отсветы паровоза. Время от времени весь состав вздрагивал, когда снежный плуг врезался в глубокий нанос, а мимо окон светлячками пролетали вырывающиеся из трубы искры.
Я скормил мертвой женщине полдюжины заварных пирожных, и она, к великой моей радости, провалилась в Ступор, что явилось благодатным облегчением. Я встал, чтобы размять ноги, и прошел до конца вагона, где нашел Моуди. Он смотрел в окно, погруженный в глубокие раздумья. Когда я остановился рядом с ним, он поднял взгляд.
– Я должен отдать вам вот это, – сказал я, протягивая ему листок бумаги с описанием характера обещанного мною Долга: имя кредитора, дата, подпись.
– Все чисто, – сказал экспедитор, убирая расписку в нагрудный карман. – Присоединишься ко мне?
Я устроился так, чтобы мне было видно, если миссис Тиффен вздумает куда-нибудь отправиться или начнет жевать обивку сиденья.
– Как тебе удалось вернуть Отсутствующую? – спросил Моуди.
– Наверное, просто доброе старое упорство.
– Нет, серьезно, – настаивал Моуди, успевший меня раскусить, – как тебе удалось ее вернуть?
– В критический момент вмешалась Аврора и спасла меня.
– Тогда понятно, – сказал Моуди. – Это также означает, что ты перед ней в долгу. Плохая привычка Зимой влезать в Долги.
– Я должен вам, – сказал я.
– Верно, – согласился он, – и даже это не в твою пользу. Доставив по назначению женщину-лунатика, ты вернешься домой?
– После того как поговорю с Токкатой про вирусные сновидения.
Испуганно вздрогнув, Моуди оглянулся по сторонам. Нагнувшись ко мне, он понизил голос.
– Я могу тебе кое-что рассказать про вирусные сновидения, – сказал он, – но позже, наедине. Я буду в баре в гостинице «Уинкарнис». Найти легко – она на центральной площади. И берегись «Гибер-теха». Все эти разговоры про «спасителей человечества» полный вздор – «Гибер-тех» интересуют только деньги.
– Что такое проект «Лазарь»?
– То немногое, что мне известно, я расскажу тебе потом в «Уинкарнисе». Но будь осторожен в Двенадцатом секторе: есть в нем что-то нехорошее.
– Нехорошее?
– Странное. Жутковатое. Помнишь все эти страшные Зимние легенды и сказки, которые ты слышал в детстве? Про Зимний люд?
Я понял, что2 именно он имел в виду; долгие годы я был очарован этими легендами, и не только их странностью, но и разнообразием: от Термозавров, питающихся человеческим теплом, до Зимних сирен, которые поднимают спящих с постели обещаниями песен, танцев и прочих наслаждений, но затем оставляют их умирать от истощения и обезвоживания. Сказками про Домовых, карликов, которые ночью тайком пробираются в спальню и похищают зубы, деньги и пальцы на ногах. Про Игрока, способного проходить сквозь стены, который пожирает со спящего весь жир, оставляя пустой мешок с костями, и Штуковину, которая проникает человеку в ухо и откладывает там личинки, порождающие червей, питающихся его сновидениями.
Все это было забавно, но самой любимой у меня была Грымза. Питающаяся стыдом недостойных, складывая постельное белье и напевая популярные мотивчики Роджерса и Хаммерстайна, она обладала определенной вдохновляющей непредсказуемостью.
– Да, – подтвердил я, – я слышал про Зимний люд.
Подавшись вперед, Моуди тронул меня за колено, понижая голос до шепота.
– В Двенадцатом все это становится явью. Они существуют там в реальности. Центральный Уэльс – колыбель сказок, выкованных погруженным в сон сознанием спящих.
– Хорошо-о, – протянул я.
Очевидно, его опьянение выходило за рамки одних только синих «Бьюиков», отрубленных рук и погребения заживо.
– Я говорю серьезно, – настаивал Моуди. – Привратник Ллойд из Дормиториума «Сиддонс». Слышал о таком?
– Нет.
– Он встретил Грымзу. Или по крайней мере подошел настолько близко, что можно было к ней прикоснуться.
– Продолжайте.
Моуди откашлялся.
– Жил когда-то Зимний фермер по имени Икабод Блок, у него была ферма рядом с Райдером, недалеко от того места, где ледник превращается в талую воду, и вокруг на многие мили нет ни одной живой души. Говорят, этот Икабод был человек неприхотливый, молчаливый, недовольный своей участью, и были у него жена по имени Мария и дочь по имени Гретель. Но однажды, пару лет назад, они ушли неведомо куда, и с тех пор Икабод стал угрюмым и замкнутым, и мало кому хотелось говорить с ним и терпеть его общество.
– Была у нас в приюте одна такая, – вставил я, вспоминая сестру Зачатию [54] .
– Однажды Зимой, – не обращая внимания на мое замечание, продолжал Моуди, – Икабод связался с одним своим знакомым по фамилии Ллойд, которому уже на протяжении нескольких лет был обязан своей жизнью, и сказал, что его «страшно донимает» Зимний люд. Ллойд уже лет десять работал привратником, поэтому ужасы Зимы его больше не пугали. Он считал Зимний люд досужими выдумками старых прачек, темой пересудов в пивных.
54
Сестра Зачатия жила в сарае, где стояла бензокосилка, и держалась замкнуто. Политика Совместной заботы о детях привлекает не только тех, кто любит детей.