Расческа для лысого
Шрифт:
Машка, которая сохнет по Ваньке уже третий год, говорит, что я — дура, и надо хватать. Таакой красавчик, ну тааакой… И глаза свои, с ресницами искусственными, на два веника похожими, закатывает мечтательно. И половина девок с курса так же себя ведут. Я искренне не понимаю, на что там можно вестись. Ну, высокий, татуированный, наглый. С другими. Со мной-то хер прокатит. Но все равно, как брат. Или, скорее, как голубой приятель, с которым можно поделиться всем подряд.
А вот Ванька так совсем не думает, и я это знаю. И козы универские аж кипятком ссутся, когда нас
И завидуют мне, стервы, дико, и сплетни распространяют. Я сначала бесилась, даже пару раз космы нарощенные кому-то выдирала, тьфу, пакость, блин, но потом стало как-то похер. Ну болтают — и пусть болтают. А я огонька добавлю. От нечего делать. Чтоб глаза сломали, сучки проклятые.
Ванек, не ожидавший от меня ласки, замирает, потом начинает возбужденно дышать, как паровоз, и наваливается на меня всем телом, явно рассчитывая еще и лапы распустить под шумок. Пока я явно не в себе и добрая. Ага, размечтался, Чингачкук, бл*! Ногти я тут же душевненько вгоняю в шею, прошипев при этом с мягкой улыбкой:
— Убрал, нахер, грабли…
Ванек, зная меня, тут же слушается. А я даже разочаровываюсь как-то. Не мужик… Мог бы и инициативу проявить… Настойчивость. Как Миша… Хотя, где Ванек и где Миша? Даже сравнивать смешно. Да и не нужно. Тем более, что точек соприкосновения неожиданно много. И тот и другой — мужики, и тот и другой — скоты. Уже чересчур.
Про Мишу думать чревато началом бешенства, поэтому я сосредотачиваюсь на словах Ваньки.
— Чего ты мелешь?
— Ничего! Говорю, спрашивали про тебя! Серьезные люди. Нарвалась ты, Ленка, опять! А все твой характер херовый…
— Давай ты мне потом про характер. А сейчас про нарвалась.
— Меня позавчера ночью таскали к директору. К Пилоту. Ты в курсе, кто такой Пилот?
— Ммм… — сообщать Ваньку о том, что слышала это имя от Миши, я не планирую. Поэтому делаю вид, что думаю.
— Овца ты, Ленка! — горячо и горько шепчет Ванек, оглядываясь, не слышит ли кто. Со стороны это выглядит так, словно мы обжимаемся, поэтому я слегка отталкиваю его, решив, что на сегодня мне дурной славы хватит. И так стервозы коситься будут, что пальчиками по шее их любимца, весельчака и знатного трахаря-террориста водила.
— Повежливей, да? — осаживаю я его.
— Да с какого хера? Где ты успела с ним пересечься, дура? Ты знаешь, че это за мужик? Ты знаешь, кто под ним? И он под кем?
— Меня эти ваши пидорские замашки не занимают, — пожимаю плечами я, а Ванек аж стонет с досадой:
— Ох, дура… Ты только кому-нибудь еще не ляпни такое… Язык у тебя без костей… И все не по делу…
— Хватит о моем языке тосковать, извращенец, давай по делу уже, не стони. — Возвращаю я Ванька на землю.
Он замирает, разглядывая меня с какой-то непонятной жадностью и жалостью, и, видно, знатно кроя трехэтажным про себя, потом выдыхает, и начинает говорить, спокойно и быстро:
— Короче, позавчера под конец ночи, я уже домой собрался и бар сдал, потащили меня к Пилоту. А он начал спрашивать, кого я провел в клуб через служебный. Они, оказывается, по камерам посмотрели. Машка их нихера
— А ты? — я упираюсь в него взглядом, — Сдал?
— Лен… — он отводит глаза, козлина, родства не помнящая, — там, понимаешь… Я с ним и не разговаривал никогда, а тут… Я растерялся, и… Он просто такой человек…
— Чего сказал? — перебиваю я поток слюней. И про себя удивляюсь, какого это хера директору самого крутого ночного клуба понадобились мои данные.
— Все…
— Вот ты тварь!
— Лен…
— Все, не подходи ко мне, сука!
— Лен…
Я разворачиваюсь, напоследок с удовольствием наступив ему каблуком на кроссовок и смазав длинными волосами по роже, и иду на выход.
— Лен!
Я торможу, не оглядываясь. Не достоин он этого, предатель. А я еще добро про него помню, горшки какие-то соседние… Ничего святого у людей.
— Ты… Будь осторожней, а? Он непростой чувак…
— Нахер иди.
Я, не оборачиваясь, показываю придурку фак, подняв руку высоко над головой, так, чтоб весь вестибюль заценил, и гордо иду к выходу, по пути кинув стоящим возле пустых гардеробов однокурсницам:
— Он ваш, сучки, ловите!
На улице немного выдыхаю, достаю сигарету, прикуриваю. Не то, чтоб я сильно увлекаюсь, курево теперь дорогое, часто мне не по карману. Но сейчас для успокоения нервов просто необходимо.
В принципе, я уже складываю два и два. То есть, мой ночной загул с опасным мужиком дядей Мишей и внезапный одновременный интерес к моей персоне от, как говорит Ванек, самого крутого человека в городе. И усмехаюсь помимо воли.
Ошибаешься ты, Ванек, думаю, что нихера твой Пилот не крут. По крайней мере, я точно знаю чувака покруче. И очень даже близко знаю.
Значит, пробивал информацию по мне, дядя Миша? Интересно, это было до того, как я ему прощальный фейерверк устроила, или после?
Скорее всего, до.
Судя по времени, как раз я после секса нашего зубодробительного на мягких подушках лексуса отлеживалась. А Миша, значит, не постеснялся поднять своего приятеля и выяснить про меня информацию. Да еще и шустро так…
Я машинально провожу пальцами по шее, где следы моего разгула уже немного побледнели. Не зря же весь следующий день бодягой мазала. Неаккуратный он, дядя Миша. А еще буйный, жесткий, горячий, охеренно сексуальный и выносливый. Сука, прямо сладкий шоколадный заяц из новогоднего набора для взрослой девочки!
Вот только хамло и тварь. Да еще и опасный тип. Нет, все правильно я сделала. Так и надо.
Как он смотрел на меня в лобовое, какой взгляд был, мама дорогая! Я опять чуть не кончила. В не помню, который раз уже с ним.
Еле ушла тогда. И все думала, догонит, или нет? И хотела, чтоб догнал. Вот такая я тварь. Все сделала для того, чтоб психанул и уехал, а когда своего добилась, то прям разочаровалась.
Само собой, я не жалею. Но, черт… Чего-то есть в нем, в дяде Мише. Не зря же меня так повело. Я вообще не скачу по чужим тачкам и коленям. А тут… Прям переклинило. И его тоже, я же чувствовала. Но не пошел за мной.