Расческа для лысого
Шрифт:
Сопит, прикусыват губу. Раздумывает даже пару секунд. А я додавливаю:
— Давай.
И, только я думаю о том, что, пожалуй, опять придется связывать заразу строптивую, как она подается вперед и сразу резко всасывает член в рот!
И это, сука, охеренно!!!
Меня выгибает такой судорогой, что, реально, колени ослабевают. Я непроизвольно сильнее сжимаю пальцы на затылке и сам начинаю двигаться, не давая удивленно мычащей девчонке опомниться. Мне сейчас не до ее кайфа, не до ее удобства, я не собираюсь ее щадить, жалеть и вообще как-либо думать о ней. Потому
— Горло расслабь… — хриплю ей, и вижу, как распахнутые злые глаза, из которых по щекам текут слезы, сужаются. Сучка, если укусит сейчас… Убью же! Но в следующее мгновение чувствую, как она расслабляет горло, позволяя проникнуть еще глубже, и это кааааайф….
А потом она сглатывает.
И я кончаю.
С хрипом и матом. Держа ее у паха все это время. И она не отталкивает. Гладит по животу, ноготками проводит, оставляя царапки, которые еще больше оттеняют основной кайф.
Я ее отпускаю и смотрю, как она пытается отдышаться. Волосы растрепаны, разворошены моими руками, рубы распухли, дрожат, щеки все мокрые. Более заводящего зрелища не видел. Я вообще более заводящей девчонки не встречал в своей жизни!
Она вытирает губы невыносимо сексуальным растерянным жестом и смотрит на меня.
И я не выдерживаю. Подхватываю ее под мышки, подтягиваю к себе. И целую. Не целовал баб после минета, западло это. Но не эту. Эта — чистая. Эта — невинная. Эта — моя.
Глубоко целую, жадно. И она растерянно отвечает. И обвисает в моих руках, такая податливая, мягкая, нежная. Доверчивая.
Я отрываюсь, смотрю на залитые слезами щеки, на закрытые глаза с острыми мокрыми стрелками ресниц…
Наказал, бл*.
Животное я все же. Тварь.
Аккуратно кладу на кровать, становлюсь на колени, раздвигаю стройные гладкие ножки. Никогда этого не делал. Но надо извиняться. И хочу. Смотрю на нежную сердцевинку, розовую мякоть, и понимаю: хочу. Охереть, как.
Она одуряюще пахнет. Чем-то немного пряным и сладким. Женским. Как зверь, нюхаю свою самку, наклоняюсь, на пробу провожу языком прямо по центру. Широко и сильно. А чего разведывать? Сразу в омут. И реально в омут попадаю. Потому что голову сносит сразу. И даже не контролирую поэтому, что конкретно делаю.
Просто лижу, как зверь, насильно удерживая дергающиеся и норовящие стыдливо сдвинуться ножки. Упиваюсь вкусом, необычным, сладковато-терпким, немного мускусным. Животным.
Не умею этого делать, не знаю, поэтому чисто на инстинктах. Но по дрожи нежной плоти подо мной чувствую, что все правильно. Что так, как надо, делаю. И это заводит. Сильнее, чем запах и вкус даже. Понимание того, что ей нравится, что она кайфует, себя теряет. У меня нет времени смотреть на ее реакцию, и прям жаль, что нет! Что не вижу, как она выгибается, а она наверняка выгибается, и стонет, и губы кусает от напряжения, и глаза закатывает… Сука, это непередаваемо! Это доставляет больше кайфа, чем ее минет с заглотом до этого!
И, когда она кончает, просто в какой-то момент выгнувшись и упирая ступни мне в плечи, я только продлеваю ее удовольствие, жадно и мягко слизывая ее оргазм.
И это отдельный вид кайфа. Отвечаю.
Потом я забираюсь на кровать, и она тянется ко мне искусанными губками, целуя, облизывая, смакуя себя. Это не кажется тупым и грязным. Ни ей, ни мне.
— Малех…
Мне все же надо по делам. Я могу оставить ее в номере, мне будет дико приятно, если она дождется моего возвращения. Но у девчонки учеба. И сестра, наверно, оборвала телефон.
— Да, я поняла… Дела… — вздыхает она, — собираю манатки…
— Стой, — придерживаю я за талию, утаскиваю под себя, наваливаюсь. Смотрю в хитренькое лисье личико, понимая, что не хочу ее отпускать. И сам никуда не хочу. Но надо, сука. Надо. — Ты до скольки учишься?
— До пяти.
— Я заеду, покатаемся. Хочешь?
Она смотрит на меня, раздумывая. А я, бл*, как мальчишка, первый раз свидание назначивший. Жду. И сердце чего-то колотится.
— Хочу, — наконец, шепчет она, обнимая меня ногами. И, сука, я ведь опять готов. Очень даже готов.
Я смотрю на часы. Ну, пятнадцать минут есть еще.
Чуть удобнее перехватываю под попку и резко вхожу. Отдельный кайф — ее удивленно распахнутые глазки.
— А как же… Дела? — выдыхает она уже в такт моими глубоким движениям и сильнее обнимая бедрами, скрещивая ножки за спиной.
— Мы по-быстрому, малех, — говорю я и накрываю мягкие губки поцелуем. Она только стонет мне в рот податливо.
Каааайф…
Похер, что будет потом, насколько долго это все будет.
Кайфовей, чем сейчас, с ней, я себя не ощущал никогда.
15. Ленка
— Мелехова, я напоминаю вам о необходимости отработки. Отдельно, и, заметьте, уже третий раз…
Голос вредной старушки-преподши по социологии разбивает мое сонно-мечтательное настроение. Черт…
Какая, нафиг, учеба, какая отработка? За что, кстати?
— За что?
— За пропуски, Мелехова! Напоминаю, что у вас… Так… Пять пропусков…
— Я болела!
— Меня это не волнует! Как будущий экономист, вы обязаны знать социологию, это вам пригодится в дальнейшей работе…
Поняв, что бабка села на своего любимого конька, я отвлекаюсь и смотрю на экран сотового. Еще десять минут до конца пары. А потом…
Вокруг возятся однокурсники, тоже уже на низком старте. Последняя пара, социология, чтоб ее. Кому-то домой хочется… А кому-то… Не домой.
Дядя Миша должен за мной приехать. Обещал. Правда, ничего конкретного, просто покататься. Но, помня наши прошлые "катания", я жду кое-чего поинтереснее. Я украдкой смотрю на экран телефона, на свое отражение. Надо в туалет забежать, хоть освежиться.