Раскаты
Шрифт:
– Прощай, Виктория.
Девушка закрыла глаза и тихо всхлипнула. Она только что поняла, что разлюбила банкира.
Арцыбашев допил остывший чай, отнес посуду на кухню, помыл ее и расставил по местам. Накинув пиджак и плащ, он вышел в подъезд и так хлопнул дверью, что гул эха отозвался на улице.
13
– А сейчас, дамы и господа, перед вами выступит несравненная акробатка и гимнастка!..– конферансье, и по совместительству директор цирковой труппы, господин Самсонов выдержал важную паузу.– Принцесса нашего цирка, госпожа Эльза!!..
Весь
– Сейчас ты сам увидишь, папа!– восторженно прошептала Ника. Арцыбашев, вслед за остальными зрителями, следит за движением луча.
Где же она? Где же принцесса?
– Вот!– показала и ахнула Ника, и вместе с ней ахнул весь зал.
Под куполом, из ниоткуда, появился канат. За его размочаленный кончик, схватившись зубками, висит маленькая фигурка в пестром обтягивающем трико. Уловив ее, луч остановился.
– Это Эльза!– воскликнула Ника.
– Тише, милая моя…– прошептал Арцыбашев.
Девушка разводит руками. Оркестр начинает играть – он ждал этого знака. По залу полилась ритмичная, немного грустная мелодия. Луч уходит чуть выше. Эльза плавно взмахивает руками, словно птица, стремящаяся за один мах добраться до его света, но вместо этого падает вниз…
Толпа издала единый вздох ужаса, а вслед за ним и облегчения. Птичка в пестром трико приземлилась на канат. Сидя на нем в полном шпагате, Эльза жалостливо тянет руки вверх. Луч опускается ближе, а слева и справа летят блестящие обручи. Девушка ловит их изящными, закрученными движениями, медленно поднимается.
– Смотри папа, смотри!– шепчет пораженная Ника. Снова и снова летят обручи – Эльза ловит их; раскручивая вокруг рук и талии, встает на носки. Луч медленно, по диагонали скользит вдоль нее, опускаясь чуть ниже. Он уходит все дальше и дальше. Эльза вздрагивает – она вспомнила о его существовании. Едва уловимым движением обручи улетают в стороны, а девушка, делая прыжок, тянет руки к лучу…
Но вместо него ей навстречу летит узкая трапеция. Цепляясь за ее перекладину, девушка раскачивается из стороны в сторону. И снова дразнящий луч, тут как тут. Он сверху – Эльза, сильно качнувшись, летит к нему. Но луч исчезает, а вместо него ее руки встречает новая трапеция. Каждый раз он появляется в новом углу, дразня своим светом, и каждый раз вместо него появляется новое препятствие, мешающее добраться до него.
Музыка становится все тише и грустней. Девушка, повиснув на перекладине, стыдливо спрятала лицо в ладошки. Ей никогда не достичь этого луча, не коснуться его света.
Купол цирка озаряется ярко синим цветом, знаменуя нечто особенное.
Внезапно начинает играть скрипка. Она берет немного дерганный, динамичный, яркий мотив. К ней присоединяется пианино. Их угрожающий унисон говорит, что еще не все кончено.
С вершины купола к девушке спускается темно-синяя, толстая лента. Самый конец касается ее пальцев, и девушка нащупывает ее. Она отпускает трапецию, карабкается по ленте до середины, а потом начинает обматывать ее вокруг тоненькой талии. В это время купол краснеет.
Эльза отпускает руки. Раскручиваясь вокруг своей оси, она цепляется ногами, и теперь кружится в странном, сказочно-гротескном танце. Скрипка с новой мощью рвется над оркестром, диктуя свою, агрессивную и отчаянную музыку. Она поддерживает Эльзу между куполом и ареной – не давая упасть, но и не позволяя взлететь. В дело вступает пианино, его быстрые аккорды подбадривают девушку – двигайся вперед, к задуманной цели! Эльза стремительными взмахами добирается почти до вершины, и так же внезапно, кружась всевозможными пируэтами, цепляясь руками и ногами, словно имитируя падение, опускается все ниже, и ниже…
По мере того, как успокаивается и затихает музыка, девушка касается пальчиками руки покрытой песком арены. Наклон через спину – она уже крепко стоит на ножках. Скромная усталая улыбка – единственное, что она может дать взамен на бурные овации.
– Что скажешь, папа?– слышит она звонкий голос светловолосой девочки в первом ряду.
– Да…– протягивает ее отец, хмурый с виду мужчина в дорогом костюме.– Неплохо, Ника.
«Неплохо?– Эльза делает поклон и спешно уходит за кулисы.– Неплохо?»
Знал бы этот умник, как тяжело ей давался этот номер! Сколько синяков она набила на локтях и ребрах, пока не зазубрила момент появления и захвата трапеции. А музыка?! Она доводила дирижера и оркестр до бешенства; но добилась, нужной мелодии в нужных местах ее номера.
И все это ради того, чтобы какой-то напыщенный чурбан сказал «Неплохо!»
«А ведь его дочери понравилось»,– вспомнила она. Но даже этот комплимент не помог вернуть девушке хорошего настроения.
Самсонов выскочил на сцену сразу после нее, представлять следующий номер. Девушка не заметила, что он, пробегая мимо, бросил в нее очень злой взгляд.
Эльза вернулась в гримерку – подальше от удушливо-натопленного зала, подальше от дикой смеси из разномастных духов и запахов разношерстных зрителей. Смыв блестки и грим с лица, девушка вытащила из волос заколки и распустила пепельно-белокурые, с серебристым оттенком, короткие пряди. Затем, скинув аляпистое, душное трико, переоделась в обычное простенькое платье. Закончив, она отправилась обратно за кулисы, искать Самсонова. Впрочем, он нашел ее раньше.
– Где ты шляешься?– недовольно бросил он.– Я разве не велел тебе ждать возле выхода? Иди туда и жди.
– Хорошо, Игорь Николаевич,– покорно ответила девушка. Самсонов процедил сквозь зубы что-то грязное и направился к авансцене – программа еще не закончилась.
Самсонову шел пятьдесят второй год. В молодости он сам был простым циркачом – играючи сгибал железные пруты, поднимал сорокапудовые гири, боролся с медведями. Потом у него развилась грыжа – ее вырезали, но выступать запретили. Самсонов не отчаялся – из силача он переквалифицировался в конферансье, собрал свою собственную труппу и начал гастролировать с ней по всей Российской империи. Шли годы, и дела у Самсонова ладились – он обрел заметный вес и известность, стал заниматься продвижением других трупп и даже отдельных артистов. Самсонов поважнел, стал носить дорогие костюмы с жилетками, непременно с золотой цепью. Он аккуратно стриг бороду на крутом подбородке и подкрашивал волосы черной краской, маскируя густую седину.