Раскаты
Шрифт:
– Он не приезжал?– Ксения, как можно тише ступая по мраморным ступеням, спустилась к управляющему.
– Нет,– ответил он.– Бог его знает, где он сейчас таскается! Я Гришку уже неделю не видал, с тех самых пор…
Эта история – грязная, как и все супружеские измены, была на слуху у прислуги с утра до ночи. Ну а поскольку прислуга одной семьи часто пересекается с прислугой другой – новость о том, что Арцыбашев изменил своей жене с балериной, знал уже весь дом.
Балерину звали Виктория Тарасова. Девушка, подающая большие надежды, приехала в Петербург пару месяцев назад. У нее был любовник – известный московский банкир Раевский, решивший сделать из Тарасовой звезду мировой величины. Но на первой же репетиции девушка умудрилась сломать лодыжку, и Раевский обратился за помощью к Арцыбашеву. Тот незамедлительно поместил ее в свою клинику.
Как положено лечащему врачу, Арцыбашев каждодневно навещал незадачливую балерину. Похоже, именно в этот момент между ними прошла искра. Когда гипс сменился эластичной повязкой, доктор приписал пациентке покой на дому. Раевский снял для нее трехкомнатную квартиру с видом на Адмиралтейство, а сам укатил обратно в Москву. Арцыбашев, в первый же день после выписки Тарасовой, заехал вечером домой и стал, не скрываясь, собираться для поездки к ней. Тут-то обновленные комнаты дома Чичерина ощутили на себе всю мощь и ярость Анны Прокофьевны – законной жены доктора, с которой он жил двенадцатый год.
Среди прислуги, частично менявшейся раз в сезон, ходил слабый, но упорный слух, что в начале замужества Анна была очень нежной и преданной супругу. Но годы меняли ее, постепенно делая раздражительной и нервной. Вспыльчивый нрав, открывшийся в ней несколько лет назад, при сильных стрессах вырывался наружу жуткими истериками – женщина каталась по полу и выла – страшно, по-звериному.
В этот раз произошло именно так. Пока перепуганная прислуга наблюдала, как Анна теряет человеческий облик, доктор переоделся в чистый костюм, громко крикнул: «Кто-нибудь, приведите ее в порядок!», и спокойно уехал к Тарасовой.
В тот вечер в доме появилась новые гости – родители Анны. Суровый делец Прокофий Антонов и его жена – тихая, похожая на монашку Альбина Антонова. Управляющий сам послал за ними, но его рвение оказалось напрасным: пока записка через поверенного шла на другой конец города, Анна говорила с матерью по телефону, рыдая и жалуясь на свое жалкое существование. И вот, едва родители прибыли, Анна упала к их ногам.
– Он у нее, у этой сучки…– ломким, хриплым голосом проговорила женщина. Мать помогла ей подняться, заботливо спрятала в свои объятия; а отец, любовно проведя по ее растрепанным волосам, рыкнул:
– Найду мерзавца – кастрирую!
Искать долго не пришлось. В кабинете, на самом видном месте, лежала записка, в которой Арцыбашев объяснял, что к ночи вернется, и просит приготовить Анну к «серьезному разговору».
– К серьезному?! Вот же сукин сын!..– Прокофий скомкал записку и кинул на пол.– Это он должен готовиться!
– Проша…– мягко попросила его жена.– Давай не будем накалять события?..
Альбина Антонова была женщиной терпеливой, выдержанной. Она чуяла – развод, опасливо мелькающий над ее дочерью последние годы, уже неминуем; и теперь рассчитывала, как извлечь из него побольше выгоды для своей кровинки.
Арцыбашев приехал ближе к полуночи – немного помятый и явно выпивший.
– Где ты был, сукин сын?!– встретил его на лестнице Прокофий. Грозно стуча, он спускался к нему, сжимая жилистые кулаки.
– Тебя там не было,– спокойным, трезвым голосом ответил Арцыбашев.
– Нет, ну какой наглец!– продолжал напирать старик.– Ты знаешь, что тебе морду набить мало за то, что ты с моей дочкой делаешь?!
– Рискни…
Прокофий осекся. Он был кряжист и плечист. Своих «пустоголовых» работников он гонял без особого труда. Доктор против него был немного поменьше, посуше, но и моложе. По слухам, Арцыбашев был отменным боксером. Правда или нет, но в нем действительно чувствовалась мощная, почти звериная сила.
– Эх ты, скарабеева душа,– Арцыбашев сменил туфли на мягкие бархатные тапочки, и прошел мимо него.
В гостиной, на диване, сидела Анна и Альбина Антонова.
– Где ты был?– спокойно спросила теща, все еще удерживая в объятьях дочь.
– В опере,– ответил он.– Но это было в начале вечера. Потом…
– Ты с этой тварью бл…довал?– дрожащим от ярости голосом спросил Прокофий из фойе, не решаясь, почему-то, подняться наверх.
– Это случилось спонтанно,– сказал Арцыбашев.
Анна задрожала, ее всхлипы усилились.
– Как тебе не стыдно?!– с упреком бросила Альбина.
– Я не люблю ее. Слышишь, Анна, я не люблю тебя,– Арцыбашев пошел в кабинет, зажег свет. Зазвенела рюмка – доктор наливал коньяк.
– Я пока снял номер в отеле,– громко заговорил он.– Поживу там недельку. Пока ты, Анна, не остынешь. А ведь я просил приготовиться к серьезному разговору… Ладно, дам еще время.
Снова звякнула посуда, свет выключился. Доктор пошел к спальне:
– Ника дома?
– Она тебя не касается!– крикнула Анна. Женщина рванулась было вперед, но мать удержала ее.– Она тебя не касается!
– Она моя дочь,– напомнил Арцыбашев.– И многое, из того что я делаю, касается ее.
– Подожди…– зашептала ей Альбина.– Он, кажется, спокоен…
– Спокоен, как же…– Прокофий тяжело поднялся в гостиную, сжал кулаки. Но вернуться в конфликт не спешил.
Арцыбашев дошел до детской и тихо отворил дверь.
– Т-с-с-с!– старуха Варвара, нянчившая когда-то его самого, выскочила из боковой спаленки, прижала костлявый палец к своим сушеным губам.
– Спит?– шепотом спросил он.
– Уложила. Она за день такого понаслышалась… Она уже многое понимает, а мне трудно объяснять…
– Я сам объясню, если нужно,– Арцыбашев медленно зашел в детскую, озаренную темно-зеленым светом ночника.
Вероника, его единственная дочь, спит в дальнем углу. Длинные светлые волосы разметались по подушке, по одеялу. Доктор, осторожно усевшись в изголовье, собирает пряди воедино.
– Папа?– сонно спрашивает девочка.– Мама все еще плачет?
– Плачет, милая моя,– говорит он.