Расколотое королевство
Шрифт:
— Беатрис! — Крикнул я. — Беатрис!
Ответа не последовало. Наверх вела деревянная лестница, я помчался по ней, прыгая через две ступени, и оказался в красиво убранной комнате с богато вышитыми гобеленами, которая сейчас, судя по большому количеству серебряных подсвечников, инкрустированной серебром посуды, кошелькам и дорогим плащам из шерсти и меха, использовалась в качестве хранилища награбленного.
Из большой комнаты дверь вела в меньшую, за дверью я услышал шорох, больше напоминающий крысиную возню.
— Беатрис? — позвал я. — Это вы?
Снова тишина, но я был уверен, что там кто-то есть. Я попытался
— Отойдите от двери, — предупредил я и вынул меч.
Топор подошел бы лучше, если б я заранее догадался прихватить его с собой, но в тот момент я думал только о том, чтобы открыть проклятую дверь любыми средствами, что были под рукой. Стиснув зубы, я высоко поднял клинок и опускал его снова и снова, стараясь сокрушить дерево вокруг замка. Сначала лезвие отскакивало от дубовых досок, но после нескольких ударов дерево поддалось, полетели щепки, и в конце концов, отбросив меч в сторону, я всем телом налег на дверь плечом. В первый раз я услышал скрип, дверь содрогнулась; со второго раза она немного сдвинулась. На третий раз она уступила, полностью распахнувшись, и я, задыхаясь от усилий, ввалился в комнату.
Она была там, сидела, сжавшись в комочек на соломенном тюфяке, в дальнем углу комнаты. Ее руки и ноги были связаны, а колени подтянуты к груди; рот завязан лоскутом грязной ткани, чтобы не позволить ей говорить. Распущенные и спутанные светлые волосы, кое-где запачканные землей, падали не ее белые плечи и грудь. Они забрали у нее всю одежду, оставив только одеяло, чтобы прикрыть наготу.
В ее глазах мелькнуло облегчение, когда она поняла, что это я, а я бросился к ней, развязывая кляп и веревки, освобождая ее от пут.
— Танкред, — сказал она, задыхаясь от слез. — Неужели это ты?
Она обняла меня, а я прижал к себе это дрожащее обнаженное тело, чувствуя, как меня накрывает горячая волна любви; я сам не догадывался о силе своей привязанности к этой маленькой женщине.
— Да, — ответил я, отчасти чтобы успокоить ее, а также потому, что не смог придумать ничего другого.
Горло мое пересохло. На ее лице и руках виднелись синяки, следы избиения, и еще ссадина на лбу.
— Вам больно? Неужели они…
Я не мог закончить вопрос, но она сразу поняла, что я имел в виду.
— Нет, — поспешно сказала она. — Они этого не сделали.
Я вздохнул с облегчением, хотя уже знал, какая судьба постигнет мужчин, которые посмели поднять руку на сестру Роберта, если мне удастся найти их.
— Вы можете стоять?
Она кивнула, и пока собиралась с силами, я принес ей один из меховых плащей, который заметил в сокровищнице, и сразу накинул ей на плечи, чтобы скрыть наготу и согреть в эту холодную ночь. Это было немного, но все же лучше, чем ничего. Крупная дрожь сотрясала ее тело, хотя я не мог сказать, дрожит ли она от голода и холода или от потрясения и неожиданной радости.
Подняв с пола меч и взяв Беатрис за холодную руку, я повел ее вниз по лестнице к тису посреди двора, где собрались все мои спутники. При виде друг друга отец, сын и дочь обнялись, вне себя от радости, воссоединившись впервые после долгих недель.
Мне бы хотелось дать им больше времени побыть вместе, но Уэйс, как всегда, был настороже.
— Идемте, — хрипло сказал он, морщась от боли.
В попытке остановить кровотечение он обвязал бок полосой ткани, явно отрезанной от туники одного из хускерлов, но рана явно мешала ему.
— Нам нельзя оставаться здесь.
Он был прав. Мы направились к воротам аббатства, некоторые хромая, другие еле переставляя ноги от ран или голода. Я не забывал следить, чтобы все Мале оставались в центре нашего маленького отряда, защищенные как сзади, так и спереди. Роберт снял с одного из датских трупов портупею и щит, но выглядел плоховато для настоящего воина. И все же он был в лучшем состоянии, чем его отец Гийом, который казался изможденным, как никогда, и кашлял так сильно, что едва мог говорить. После нашей последней встречи его волосы успели совершенно поседеть, и теперь он казался по-настоящему старым и обессиленным, совсем не тем человеком, которого я когда-то знал. Не было сомнений, что значительную роль в этой перемене сыграла его болезнь, но мне казалось, за ней стоит что-то еще: некая душевная усталость, как будто это последнее испытание оказалось непосильным для его гордости. Когда он споткнулся, я предложил ему опереться на мое плечо.
— После всего, что между нами было, — его голос звучал не громче шепота, — ты снова пришел мне на помощь. Я твой должник, Танкред. Мы все твои должники.
В самом деле, хотя нынешние обстоятельства очень отличались от событий полуторагодичной давности, мне снова довелось спасать шкуру Мале. Но теперь не он был главной причиной нашего прихода в Беферлик.
— Скажите спасибо, если мы выберемся отсюда, милорд, не раньше, — ответил я, коротко выразив свои мысли, потому что нам предстояло проделать еще немалый путь до безопасного убежища.
Восточный ветер, несущий с собой сырость болот и Немецкого моря, налетал порывами, пронизывая и куртку и рубашку. Мелкий дождик начал моросить с туманных небес как раз когда мы вышли за ворота монастыря.
— Что мы будем делать в городе? — прошептал Роберт. — Как вы собираетесь выйти? Ждет ли нас кто-то за стенами?
Я покачал головой.
— Я привел всех, кого смог собрать. Больше нет никого.
Мгновение он не отводил от меня вопросительного взгляда, словно пытаясь понять, не шучу ли я, но как только понял, что я имел в виду, выражение его лица изменилось. Однако уже нельзя было ничего изменить. Единственное, что нам оставалось — постараться выбраться из города как можно быстрее, прежде, чем Рунстан соберет против нас армию англичан и датчан, а затем найти обратный путь через болота к Эдде, который ждал нас с лошадьми. И проделать все это тихо и незаметно.
Крики и призывы к оружию все еще звучали в воздухе, и потому мы пробирались узкими улочками между домами. Горящие на берегу корабли на окраине города служили нам хорошим ориентиром, указывая путь в сторону болот. Но главные улицы были заняты вооруженными людьми, и нас, несомненно, заметят, если мы решимся выйти на одну из них; тем не менее, это было необходимо, потому что спуститься к болоту можно было только перейдя широкую улицу, ведущую к рынку.
— У нас нет выбора, — сказал Эдо. — Если мы останемся здесь, нас скоро обнаружат. Придется рискнуть.