Расколотые легионы
Шрифт:
– Одной из последних вещей, которые мы узнали от Криптоса перед тем, как он взорвался, была привычка Альфария использовать доппельгангеров, чтобы сбивать охотников вроде нас со следа, – сказал Медузон. – Он пытается скрыться за сетью тайн, как за плащом-невидимкой.
Медузон опять издал смех, похожий на предсмертный хрип.
– Говорят, даже его собственный легион не знает, где он сейчас.
Тиро чувствовал тяжесть надежд, которые возлагали на него Железнорукие, стоявшими в тренировочном зале. Они этого жаждали. Они в этом нуждались.
Медузон
– Я поклялся завершить эту миссию, – добавил Медузон, – но нет ничего постыдного для тебя и твоих воинов в том, чтобы продолжать сражаться как раньше.
Тиро понимал, что это так, но когда еще представится такой шанс навредить предателям? Но когда он уже составлял фразу, которая свяжет его с Медузоном, предостережение Шарроукина впилось в сознание, как шальной осколок металла впивается в руку кузнеца.
Нет, для этого решения требовалось мнение кого-то более опытного, чем любой из присутствующих здесь.
– Я сообщу о твоей миссии капитану Брантану, – сказал он.
– Это совсем не обязательно, – говорил Сайбус, пока они шли к криоусыпальнице капитана. – И так ясно, что нам следует делать. Ты же знаешь, что я прав. Таматика, скажи ему.
Услышав свое имя, Железорожденный поднял взгляд.
Он кивнул, и Тиро понял, что Тоик и Нумен тоже поддерживали Сайбуса.
– Ты наверняка действительно прав, Вермана, – ответил Таматика, – но Ульрах Брантан – все еще капитан этого корабля. Он обязан знать, что на кону.
– Ты знаешь, что он скажет.
– Да, думаю, что знаю, – сказал Тиро. – Но услышу я это от него, а не от тебя.
Сайбус погрузился в задумчивое молчание, когда перед ними раскрылись противовзрывные двери. Гаруда, следовавший за ними на всем пути, влетел в выкатившееся на них облако ледяного тумана.
Тиро последовал за птицей, и удар холода показался физическим.
Ему подумалось, что таким должен был быть Фенрис. Лед на Медузе не был редкостью – но ничего, похожего на условия, которыми бахвалились сыны Русса.
Хотя, по правде говоря, холодный воздух Тиро уже не беспокоил. На его теле оставалось слишком мало плоти, которая могла мерзнуть. Многочисленные химерические аугментации, которым он и Вермана подвергли себя за десятилетия, сделалиих неуязвимыми к большинству слабостей плоти.
Но даже столетия тренировок, дисциплинированности и биоулучшений не могли полностью выжечь слабость духа.
Гаруда сидел на увешанной сосульками трубе под потолком и смотрел сверху вниз на Тарсу, согнувшегося над открытой панелью в стене покрытого инеем контейнера, в котором лежал Брантан. Зубчатые зажимы связывали пучки мигающих светодиодов и оголенных проводов.
– Какая-то проблема? – спросил Тиро.
Тарса поднял взгляд на вошедших Железных Рук и пожал плечами.
– Не больше, чем обычно, – ответил он, вытягивая из
– Цена не имеет значения, – сказал Тиро.
Апотекарий кивнул и воткнул кабели в устройства, назначение которых Тиро себе даже представить не мог. Показалось, что гул контейнера сменил тональность, но он не мог быть уверен.
Однажды, в редкую минуту самокритики, Тиро рассказал неподвижному телу Брантана о своих сомнениях. О том, что считал себя недостойным командовать экипажем «Сизифея». Воспоминание о разговоре до сих пор преследовало его, и каждое мгновение с той поры было посвящено попыткам доказать ошибочность тех полных жалости к себе слов.
Септ Тоик прошел мимо Тиро, встал к ногах заледеневшей тюрьмы Брантана и взглянул на капитана. Кожа на его лице была красной и блестящей после воздействия радиации. Шрамы, оставленные ему мечником из Третьего легиона, до сих пор выглядели болезненно. Он стоически сносил повреждения, однако напряженное выражение и налитые кровью глаза выдавали его страдания.
– Ты должен мне показаться, Септ, – сказал Тарса.
Тоик кашлянул и покачал головой, словно та кружилась.
– Нет нужды, апотекарий, – ответил он, выпрямившись и взмахом руки отсылая Тарсу прочь. – Я достаточно здоров, чтобы исполнять свои обязанности.
– Оставь его, – сказал Сайбус. – у нас есть дела поважнее ожогов Тоика.
Вермана Сайбус был умелым и отважным воином, превосходно показывавшим себя в боях, но между сражениями в нем не находилось и следа эмпатии.
Однако в данном случае Сайбус был абсолютно прав.
– Сколько у нас будет времени, апотекарий Тарса? – спросил он.
– Две минуты, – ответил Саламандр. – Плюс-минус.
– Это больше обычного.
– Вопреки здравому смыслу, все приборы показывают, что повреждения капитана Брантана излечиваются, – сказал Тарса. – Похоже, он начинает выигрывать в битве за жизнь.
– Железное Сердце? – спросил Тиро.
– Возможно.
Тиро заглянул под сеть изморози, покрывавшей изогнутое стекло. Лицо Ульраха Брантана замерло в последнем мгновении бодрствования. В нем не было ничего живого – как у восковой фигуры или у сервитора, которому выдрали из головы дата-диск.
– Ты же говорил, что оно его убивает?
– Оно убивало. Во всяком случае, я так думал.
– Но ты не знаешь? – спросил Сайбус. – Ты ведь чертов апотекарий!
Для воина, в чьих венах текла раскаленная кровь Ноктюрна, Атеш Тарса отреагировал на враждебность на удивление спокойно. Он ответил на взгляд ветерана собственным кроваво-красным взглядом, и первым отвел глаза Сайбус.
– Железное Сердце старше Империума на тысячи лет, – ответил Тарса. – То, как оно взаимодействует с организмом легионера, – тайна, раскрыть которую способен лишь Император, возлюбленный всеми.