Расколотый Мир
Шрифт:
Лаури вздохнул и принялся перелистывать Черный Список, несколько томов которого лежали раскрытыми на столе мэра; с каждой страницы на него смотрели холодные глаза грабителей и убийц. Взмахом руки он велел девчонке продолжать.
Джон Кридмур? Говорят, большой охотник до женщин. Кридмур — враг серьезный, от его досье так и разит порохом и кровью. Но, судя по донесению младшего проводника Второй Армии Локомотива Харроу-Кросса, некого мистера Гормли, Джон Кридмур мертв. Нужно телеграфировать Гормли и узнать подробности, подумал Лаури.
— Ты еще здесь, девчонка? Вот... Шрам у него был? Вот такой?
Шрама не было — значит, не Слейтер. Франт Фэншоу? Этот не стал бы строить глазки девушкам. Box Громокров? Кантор? Джек Красные Шпоры? Черт, одного прикончишь — двое новых вылазит! Сассекс Прямая Стрела? Торп, обративший на себя внимание Стволов после ужасов битвы при Вазелее, причиной которых сам во многом и послужил? Но это было десятки лет назад, и сейчас Торпу должно быть около восьмидесяти. Если еще жив, то крепкий орешек. Лаури листал дальше. Как же их много. Временами ему казалось, работе Линии не будет конца никогда.
— Ступай, девчонка. Брысь отсюда! Приглашайте следующую.
Он составил словесный портрет убийцы для передачи всем патрулям и винтолетам. Затем вышел на улицу, прислонился к обугленной коновязи у дома мэра и стал наблюдать за тем, как работают люди Морнингсайда.
Болела голова. Она часто болит от Черного Списка. Нет в этом Списке порядка — он полон предположений, неточностей, утверждений, подтвердить которые невозможно, фактов, не встраивающихся в общую картину, мифов и небылиц, отвратительнейших фантазий. Агенты Стволов отправляют туда все, до чего дотянутся, даже сверхсекретные документы Линии.
От гостиницы остались обугленные руины. От окружающих зданий — тоже. Вместо стен — только балки с распорками, которые торчали под случайными углами, да и те то и дело обрушивались. Лаури смотрел, как люди Морнингсайда работают там, где до пожара были гостиничные номера и туалеты. Странно. В Черном Списке говорилось, что некоторые агенты могли видеть сквозь стены, из-за чего их очень сложно убить...
Люди Морнингсайда выносили из руин остатки скарба и складывали на улице для изучения. Куски мебели, рога, латунную гарнитуру, погнутые и обугленные рамы от картин. Вдоль периметра же развалин стояли хмурые жители Клоана. «Профессор» Гарри Рэнсом с окровавленным носом тащился по главной улице с потрепанными чемоданами в руках, но Лаури было не до него.
Бедные клоанцы, подумал Лаури, они же ни в чем не виноваты. Все свое презрение он истратил на мэра, и теперь позволил себе испытывать жалость.
Но случилось то, чему случиться было суждено.
Он глубоко вздохнул. В рот набился пепел, и Лаури закашлялся, з вскоре уже согнулся в три погибели и кашлял, как всякий линейный, наглотавшийся угольной пыли. Некоторые из людей Морнингсайда с лопатами в руках обеспокоенно уставились на младшего смотрящего. Раздраженным взмахом руки он велел им возвращаться к работе.
Из глубины руин гостиницы раздался крик одного из людей Морнингсайда:
— Он здесь! Я нашел телеграф, сэр! Он сильно...
Морнингсайд ступил в руины, перешагивая через кучи пепла и деревянные балки:
— Ясно. Посмотрим. Есть последнее сообщ...
Споткнувшись, он невольно прислонился к обугленному брусу, и тот рухнул под его весом. Между брусьями был
12. ПОЕЗДКА
Путь с гор через Баррен-Хилл на запад до Конанта и Глорианы занял несколько недель и сильно отразился на самочувствии Айв. Она загорела, волосы стали жесткими и посветлели, мышцы казались чужими и все время ныли. Она уже не так строго следила за гигиеной. Ей стали сниться новые кошмары. Лив столкнулась с жестокостью. Научилась ездить верхом, кричать на людей и торговаться.
И за все этот время они прошли лишь малую часть дистанции от Глорианы до Дома Скорби — расстояния, которое Локомотив проходил за считаные дни. Для Линии мир был крошечным.
Вагон оказался тесным и темным. Снаружи, в величественном Вестибюле станции, высокие стальные арки отбрасывали угловатые тени, и усердные линейные в темных костюмах, бродившие среди этих теней в дыму, казались микроскопическими. Территория Линии охватывала много пустого, бесчеловечного, темного пространства, наполненного лишь отзвуками грохота машин.
Магфрид закинул сумки Лив на полку для багажа. Двигался он плохо. Линейные сильно избили его, а кроме того, он нервничал из-за Локомотива. Лив тоже было не по себе. Они находились во чреве чудовища, точно в какой-нибудь страшной сказке.
Она похлопала Магфрида по широкой спине и сказала, что все хорошо. Здоровяк благодарно взвизгнул, как малый ребенок. Она села, подобрала юбки и жестом велела ему сесть напротив. Затем, опустив жалюзи, облегченно вздохнула.
В поезде было холодно, словно в огромном черном коробе для льда, кожа сидений туго скрипела. Лив слышала, что в Локомотивах всегда холодно. Она укутала плечи шалью, вздрогнула. Дернула за тонкую цепочку у окна, и вагон наполнился холодным электрическим светом. Достала дневник и начала писать.
— Не смотри, Магфрид. Ложись спать. Нам еще долго ехать.
После драки в отеле она удивилась, что их не бросили в какую-нибудь тесную и затхлую тюрьму Линии. Одному линейному Магфрид сломал нос, другого зашвырнул в кучу ржавого мусора. Чтобы усмирить такого верзилу, понадобились усилия семерых. Они держали и пинали его, а Лив стояла рядом и умоляла их прекратить. Пыталась вычислить старшего офицера, но все линейные были для нее на одно лицо. Они нацепили на Магфрида наручники и потащили его куда-то; она последовала за ними и не удивилась, когда сама оказалась в наручниках. Ее усадили в тесную кабинку с цементными стенами, начали светить в глаза фонарем и потребовали — снова! — объяснить, кто она такая.