Расколотый Мир
Шрифт:
Теперь в голове Генерала звучала песня. Не умиротворяющая, не целительная — стремительная лавина безумного грохота. Кан-Кук! Генерал снова вспомнил о нем, а потом забыл навсегда. И Кан-Кука, и Дирфилда. Еще вспомнились какие-то Патнэм и Холмс. Шум усиливался, голову раскалывал мерный топот копыт. Из глубин меркнущего сознания всплыли имена Холли и Оранжа, и Генерал припомнил, что Оранж когда-то служил в двадцать третьем полку Третьей Армии Республики — той самой, которую разгромили в долине Блэккэп. Топот копыт раздирал Генерала на части, но на секунду напомнил ему о возможности побега Генерал представил, что эти лошади скачут прочь, а стук их копыт предвещает надежду. Он мог бы снова сбежать, перегруппировать...
В шаге от него остановились черные сапоги линейного. Грохот перестал быть ритмичным — лошади, мчавшиеся в голове Генерала, спотыкались, падали и хрипели. Жуткая, бессмысленная аритмия расколола вдребезги его душу, обратила хрупкую конструкцию разума в кровоточащие руины. Генерал вспомнил и вновь забыл имена: Холмс, Мейсон, Дарк. Линейный нагнулся, схватил Кан-Кука за бороду, откинул назад его голову на неестественно тонкой белой шее и перерезал горло засапожным ножом (воскреснет ли он вновь?). Размеренный грохот из шумового устройства линейного был, конечно, не стуком копыт — разве он мог быть чем-либо столь натуральным? Так шумели Локомотивы. Линейные, и без того сумасшедшие, привыкли к этому звуку, но у Генерала от него мутился рассудок, что куда хуже смерти. Генерал вспомнил, что на знамени его первого полка были изображены два орла. После Блэккэпской битвы он сделал его стягом этого отчаянного охвостья Армии Республики. Орел — благородная птица. Генерал вспомнил сказку о принце, который покинул отцовский замок из красного камня и отправился в горы, взяв с собой лишь орла. Принц не знал дороги и следовал за орлом, рассекавшим черными крыльями голубое небо. Генерал не мог вспомнить, зачем принцу понадобилось идти в горы, и это его огорчало. Начнем сначала: «Однажды я в последний раз отправился в горы, чтобы найти...»
— Еще один.
— Где?
— Вон там.
— Ага. Вижу.
Рядовой третьего ранга Портер, солдат Линии из Первой Армии Локомотива Глорианы, подошел к телу старика и пнул его. Старик был изможденным, смуглым, с внушительной серебристо-белой бородой. Он смотрел прямо на Портера неподвижными темно-зелеными глазами, и солдата это раздражало. Зрачки мужчины сузились до размера булавочной головки. Распространенный эффект воздействия психобомб. Портер пнул старика под ребро, затем ткнул голову скользким от крови сапогом. Тот не реагировал.
Еще дышит — еле-еле, но рассудок уже потерял. Портер так долго шел через горы, преследуя врага, что у него ныла спина.
Нагибаться, чтобы прикончить старика, совсем не хотелось.
— Сдох уже, — соврал он.
Рядовой первого ранга Коппер оглянулся по сторонам. Долина была усеяна трупами.
— Отлично. Значит, всех прикончили. Напоследок можно и дикарю глотку заткнуть. Эй, Соуп!
Рядовой второго ранга Соуп вытащил нож, схватил за бороду бьющегося в конвульсиях, вопящего холмовика и выполнил приказ.
Портер еще раз пнул старика:
— Кто они, по-вашему?
Коппер пожал плечами:
— Какая разница? Все равно все уже сдохли.
— Интересно, что они делали здесь?
— Совались, куда не следует, — сказал Коппер.
— Странный какой-то сброд.
— Заткнись, — буркнул Коппер. — Не наше дело — вопросы задавать.
— Да, сэр. Виноват, сэр.
— Долгая выдалась ночка. Я на боковую. А этих идиотов оставьте воронам, — сказал Коппер.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НА КРАЙ СВЕТА
1. ОТЪЕЗД (1889)
Погожим весенним вечером, когда в садах Кенигсвальдской академии розы цвели, лужайки зеленели изумрудом, река сверкала сапфиром, а в экспериментальных оранжереях пробуждались странные формы жизни, преподаватели факультета психологии собрались в роскошно обставленной библиотеке на верхнем этаже старинного Август-холла и, потягивая херес, прощались с коллегой. Доктор Лисвет Альверхайзен (для друзей просто Лив) собиралась, вопреки разумным предостережениям, отправиться на Запад.
— Вы же отстанете от науки, доктор Альверхайзен! — печально качал головой доктор Зейдель. — Это отрицательно скажется на вашей работе. На Западе нет исследовательских институтов. Во всяком случае, ни одного, достойного так называться. Умеют ли там вообще читать? У вас не будет доступа к научным журналам!
— Да, — ответила Лив. — Полагаю, там умеют читать.
— Зейдель преувеличивает, — сказал доктор Науманн. — Он вообще любит преувеличивать, это всем известно. Не так ли, Зейдель? Но иногда он все же бывает прав. Вы действительно отстанете от науки. Оторветесь от груди вскормившего вас научного сообщества
Он расхохотался, чтобы показать, что и на самом деле думал о научном сообществе. Статный смуглолицый доктор Науманн был самым молодым из преподавателей факультета и мнил себя в каком-то смысле радикалом. Он изучал сексуальные патологии и считал, что половое влечение лежит в основе всех человеческих деяний и убеждений.
Лив вежливо улыбнулась:
— Надеюсь, вы будете мне писать, господа. Через горы ходят почтовые кареты, а Линия обеспечивает доставку почты по всему Западу.
— Ха! — Доктор Науманн закатил глаза. — Я же видел карту! Вы на край света отправляетесь, доктор Альверхайзен. С тем же успехом можно почту отправлять на Луну или на дно морское. Может, и на Луну почтовые кареты ходят?
— Там опасно. Война идет. — Доктор Зейдель нервно повертел в руках бокал.
— Да, я слышала, — согласилась Лив.
— На холмах живут дикари, чья принадлежность к человеческому роду весьма сомнительна. Я видел одного из них на рисунке и не боюсь признаться, он снился мне потом в кошмарных снах. Волосатый, костлявый, бледный как смерть, разрисованный самым жутким образом!
— Я не собираюсь на холмы, доктор.
— Да и так называемые «цивилизованные» там немногим лучше. Совершеннейшие безумцы! И это не скоропалительный диагноз. Четыреста лет непрерывной войны — очередное тому свидетельство. Насколько мне известно, главные стороны разгоревшегося там конфликта — даже не политические формирования, а религиозные секты, и объединяет их не столько религия, сколько общая форма психического расстройства. Я говорю о катексисе [Катексис (удержание, задержание, греч.) — психоаналитическое понятие, обозначающее направленность психической энергии (либидо) на объект и фиксацию на нем. В качестве объекта может выступать реальный предмет, идея, форма поведения. — Здесь и далее примеч. ред.], патологическом переносе ответственности с себя на предметы, которые...
— Да-да, — сказала Айв. — Возможно, вам стоит опубликовать об этом статью.
Она больше не могла слушать пронзительный голос доктора Зейделя и рисковала в любую секунду потерять самообладание.
— Прошу прощения, коллеги! — Она метнулась прочь и ловко укрылась от Зейделя за спиною доктора Мистлера.
В библиотеке было душно и пыльно. Лив подошла ближе к окнам. Легким ветерком до нее доносило едва уловимый запах цветущего сада. У окна стояла ее близкая подруга Агата с математического факультета и пыталась поддерживать беседу с доктором Дальстремом с факультета метафизики, но он ей смертельно наскучил. Заметив Лив, Агата помахала ей из-за плеча доктора Дальстрема, глаза ее молили: «Помоги!» Лив поспешила к ней, обходя стороной доктора Лея, но ее задержал доктор Экштайн, глава ее факультета, похожий на огромный каменный замок с раскидистой бородой. Он сжал ее руки в своих сильных, перепачканных чернилами ладонях и сказал: