Расколотый Мир
Шрифт:
— Лив. Доктор. Мой ответ: «Нет». Я вынужден настоять на своем
— Но почему?
— Силы Духа не безграничны. Это нам точно известно, это мы понимаем. Он слишком много берет на себя. В мире слишком много страдания. Он нужен другим. Нашей главной заботой должны быть наши пациенты. — Он сложил короткие коричневые пальцы клином у подбородка и с тревогой посмотрел на нее: — Вы меня понимаете?
Она выдержала паузу.
— Ну конечно, господин попечитель. Разумеется, я понимаю.
— Хорошо. Очень хорошо.
Театральным жестом он снял ключи от дверей в пещеру с крюка
Еще одна соболезнующая улыбка. Эти улыбки раздражали ее.
— Честно говоря, попечитель, мои наблюдения позволяют мне заключить, что весь этот госпиталь и все то, ради чего жертвуете собой вы, ваш отец и еще несколько сотен несчастных людей, абсолютно бессмысленно, совершенно отвратительно и, по всей вероятности, безумно.
Его лицо вытянулось. Она обернулась и вышла из кабинета, едва не столкнувшись с мистером Джоном Коклем, который стоял в коридоре у самой двери и мыл окно.
— Все в порядке, мэм?
Она не стала утруждать себя ответом и прошла в свой кабинет, где приняла четыре капли успокоительного. Заснула она в кресле, и ей снился тяжелый, гнетущий сон о Доме, стены которого сжимались вокруг нее. Ей снились сырость, печаль, духота, темные подземные пещеры чужого Племени, пустые холмы снаружи и война.
В ту ночь Кридмур тихо проскользнул в комнату попечителя. На людях попечитель был опрятен, и в кабинете его царил полный порядок, но в жилой комнате буйствовал хаос, говоривший о каком-то душевном страдании, до которого Кридмуру не было никакого дела. Он отыскал льняную рубаху — накинута на спинку стула — и вынул из кармана ключи.
В кабинет попечителя он проник через открытое окно, отпер ящик письменного стола найденными ключами. Внутри обнаружилась еще одна связка ключей — солидная, старая и увесистая. Это были ключи от тоннелей.
Он спустился в пещеру, не взяв с собой фонаря. Он и в темноте видел хорошо.
— Это рисунки Племени.
— Здесь один из их духов. Слабый.
— Достаточно силен...
Он подошел к сверкающему озерцу, наклонился к воде, провел по ней пальцами и ощутил покалывание. Вода была теплой. Он лениво плеснул водою во мрак.
Прислонившись к раскрашенному камню, он задумался над своей проблемой.
— Никакого насилия? Для человека моей профессии это ужасное ограничение.
Кридмур вгляделся в воду, и та ответил ему равнодушным сиянием.
Краем глаза он увидел, что красные линии на стенах едва заметно дрожат и изгибаются в полумраке, точно полосы крадущихся кошек из джунглей дальнего Востока.
— Он глуп, Кридмур. Иначе давно бы уже убил тебя.
— У него непритязательный вкус...
Кридмур хотел зажечь сигарету, но передумал. Лучше не оставлять следов.
— Он упивается слабостью, болью и страданием. Он отвратителен, Кридмур.
— Мы создали его из наших страданий. Так же, как создали вас из нашей ненависти, а врагов — из нашего страха.
— Осторожней,
Он снова коснулся воды. Влага стекала со стен, капли тихо и сонно стучали по земле, и эхо кругами расходилось по глади озера.
— Как предлагаете его убить?
— Дух бессмертен. Его нельзя убить.
— Неужели только потерянное чудо-оружие Генерала способно убить и вас, и врагов, и, по-видимому, эту несчастную тварь?
— Вероятно.
Вода охватила пальцы Кридмура.
— У него есть предел. Когда я убил беднягу Вильяма у ворот, он отвлекся.
— Тебе повезло.
— Его нельзя убить. Но я знаю, как можно это обойти.
— Да. Мы знаем.
— Он питается болью. Что, если он подавится?
22. ПЕРЕДОВОЙ ЛАГЕРЬ В КЛОАН
Лаури запил три горькие серые таблетки стаканом воды. Из-за них он раскашлялся, на глаза навернулись слезы. Вцепившись побелевшими пальцами в край стола, он подождал прилива энергии, которая должна была оживить его изможденное тело. Он не спал... черт знает, как долго. Возможно, всю жизнь. Слишком много дел. Лишь наука и воля Локомотивов заставляла его двигаться вперед.
Вот он. Да...
— Тернстрем. Драм. Никель. Слейт. Ко мне!
Он выбежал из палатки под нещадное полуденное солнце. Снаружи, среди гвалта и дыма, царил тщательно упорядоченный хаос — Передовой Лагерь в Клоане готовился к наступлению.
— Ну же. Ну же. Мы теряем время. Действуйте быстрее. Никаких раздумий. Назад дороги нет. За мной!
Он погрузился в толпу, и они последовали за ним.
От старого Клоана теперь уже не осталось почти ничего. Бедный старый Клоан, подумал Лаури. Уже слишком поздно. Линия сделала с Клоаном то же, что делала со всем, до чего дотягивалась.
Вокруг Лаури на руинах Клоана раскинулся городок из серых и черных палаток. Солдаты в черных униформах с ружьями наготове и болтающимися на шеях противогазами, уставившись прямо перед собой, строились в шеренги, из которых формировались колонны. Лаури протискивался сквозь толпу.
— Да. Да... Драм, что не так с этими идиотами?
Драм остановился и прикрикнул на шеренгу растерявшихся солдат:
— Шевелитесь, шевелитесь, идиоты!
Лаури продолжил путь сквозь толпу.
За последний месяц в лагерь прибыл почти полный дивизион войск Линии. Они пришли из Кингстона, Ангелуса, Глорианы, Харроу-Кросса, Свода и других. Они ворчали, ругались, моргали от слепящего солнца. Они были вдали от знакомых мест — и ненавидели бескрайнее небо, голую землю и сухой воздух, совсем не похожий на воздух станций, густо насыщенный дыханием Локомотивов. Поэтому Клоан перестраивали для них. Сначала разбили палатки, потом палаточный городок, затем наскоро построили железные бараки и бункеры, дымящие трубы, литейные, кузни. Линия оставалась мобильной. Промышленность перевезли сюда в грузовиках и развернули на месте за считаные дни...