Расколотый Мир
Шрифт:
Он снова умолк. О времени, проведенном в Освободительном движении, впоминать не хотелось.
— Да. Тогда я был другим человеком. Я читал в газетах о вашем кровавом завоевательном походе на юг, недоверчиво щелкал языком, мотал головой и говорил: «Какие дураки! Насилием ничего не решить!» Теперь я понимаю, что ошибался. Такой умный человек, как вы, сэр, должен оценить всю иронию ситуации... — Он пододвинул себе кресло, сел лицом к генералу. — Вы были великолепны, сэр! — Он наклонился к нему. — За что вы там сражались-то? За независимость от Стволов, Линии и всех деспотических сил? За конституционного самоуправление и разделение власти? За права свободных землевладельцев? За
Он принялся считать на пальцах, держа руку перед лицом Генерала.
— Сперва вы завоевали Морган, потом Ашер, потом Лудтаун, а потом...
Пальцев не хватило.
— А потом все земли между Морганом и Дельтой. Кажется, вы сражались за Президента. Или за Парламент, или что-то подобное, не подскажете за что именно? Я больше не слежу за политикой, да и на детали у меня память слаба. Все это теперь прах, сэр, как и вся ваша Республика.
Генерал отвернулся к окну.
Кридмур схватил его за подбородок и развернул обратно:
— К черту политику! Сражения я помню лучше. Ваш старший сын погиб на холме Хекмана от ранения в живот, погиб прежде, чем подошло подкрепление. Не зря ли он погиб? Не зря? От Глорианы до Победы и Харроу-Кросса по земле продвигалась Линия. И крались во мраке Стволы. Ваша маленькая республика, сэр, не могла устоять перед двумя могучими силами, меж которых оказалась зажата. Но потом было ваше последнее великое сражение. В долине Блэккэп вам удалось сдержать натиск Линии. Вы загнали три дивизиона линейных в эту ядовитую ловушку, полную грязи, мерзких смертоносных цветов, источающих сладкий запах, и залили долину кровью. Вы сполна напоили долину кровью! Разве вы не гордитесь этим? Говорят, если бы у вас были лошади, вы смогли бы выбраться даже оттуда и спасли бы ваше войско. Но никто не прислал вам на помощь кавалерию, поэтому ваша мечта утонула в крови. Там погиб ваш старший сын, верно? Отвечайте, черт возьми, а не то я сверну вашу тонкую стариковскую шею! В той долине сочилась кровь, хлюпала грязь и стонали смертельно раненные. Мне очень интересно узнать, как вы оттуда выбрались. Если бы вам удалось спасти свое войско — вероятно, вы смогли бы повторить этот фокус снова и снова. Кто знает? Возможно, вам удалось бы сдержать Линию. Теперь в Красной Долине станция. Аркели. Молодая, но свирепая. Это вас не печалит? — Кридмур давно отпустил лицо генерала. Глаза старика бесцельно блуждали. — Вы жили, чтобы сражаться и побеждать, а потом проиграли раз, второй и, наконец, пав жертвой психобомб, оказались здесь и превратились в животное. Зачем вы понадобились моим хозяевам — я не могу даже представить. Что вам известно? Что вы знаете? Мы планировали доставить вас в наше укрытие, где вас смогли бы спокойно допросить девочки из «Парящего Мира». Вам бы это понравилось. Но теперь мы в осаде. Без вас я еще мог бы сбежать. Я стар, но быстр. Но с вами... это невозможно. Я здесь застрял. Я в ловушке. А вы знаете, как я ненавижу попадать в ловушки? Я просто сойду с ума. Такие дела...
Он в гневе расстегнул спецовку, вытащил Мармиона и наставил тяжелое дуло ствола на широкий лоб старика.
— Выдайте мне вашу тайну, или я уничтожу вас на месте, — прошипел он.
— Я не стану стрелять, Кридмур.
— Я воспользуюсь руками.
— Если он погибнет, ты умрешь от Кнута, Кридмур.
— Скажите, что
— Так ты просишь нас о том, чтобы мы тебе доверяли ? Нет, Кридмур.
Кридмур наблюдал за тем, как блуждают глаза Генерала. Как они уставились в черное дуло Ствола и снова метнулись прочь. О да, подумал он, это ты знаешь. И стиснул оружие покрепче.
Генерал смотрел все ниже и ниже, а потом уставился прямо в глаза Кридмура Старое, похожее на палку горло Генерала затряслось, он зашевелил губами и плюнул Кридмуру прямо в лицо.
Кридмур засмеялся, опустил оружие, утерся:
— Все он помнит. Он нас отлично помнит. Что-то у него в голове осталось. Надо было мне в доктора пойти.
— Никогда так больше не делай, Кридмур. Он в десять тысяч раз ценнее, чем ты.
Генерал отвернулся, а затем снова отрешенно уставился в какую-то точку на дальней стене.
— Давным-давно, — сказал он, — жил да был...
Кридмур нахмурился.
В коридоре послышались шаги.
— Эта проблема тебе не по силам, Кридмур. А теперь беги.
Нельзя, чтобы тебя здесь обнаружили. Он вылез через окно.
24. СНЯТИЕ МАСКИРОВКИ
— Черный Рот.
— Простите?
— Черный Рот, Кридмур. Стивен Саттер. И Мэри Кинжал.
— Что это еще за люди? Зачем вы меня разбудили?
— Не теряй контроль, Кридмур. Твой страх начинает нас раздражать. Это твои братья и сестры.
— Впервые слышу эти имена.
— Зато их хорошо знаем мы. Через два дня они прибудут, в Гринбэнк и присоединятся к Фэншоу.
— Фэншоу! Фэншоу я знаю. Значит, их четверо? И доверяю я только одному. Они нам помогут? Отведут нас в безопасное место?
— Мы. не знаем. Линия очень сильна. Но сила их только растет. Это наш последний и самый верный шанс.
— Значит, вы тоже боитесь?
— Вставай с постели, Кридмур. Берись за дело. Ты начинаешь вызывать подозрения. Готовься уходить.
На следующий день умерла Дэйзи. Умерла в присутствии медсестер, которые подняли крик, и пораженного доктора.
Это случилось во время утреннего визита Лив. Дэйзи внезапно перебила Лив и сказала:
— Ах, я так устала от вопросов!
Лив была поражена и обрадована.
— Дэйзи-Колла, то есть, Колла, ты со мной разговариваешь?
Дэйзи не ответила. Вместо этого она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Надолго. Ее простое круглое лицо покраснело, потом стало фиолетовым, а потом синим. Взгляд ее оставался спокойным и ясным. Потом она упала со стула, и Лив позвонила в звонок и вызвала медсестер, которые силой открыли рот Дэйзи, но, даже массируя грудь, не смогли заставить ее дышать. Взгляд бедняжки оставался чистым до тех пор, пока — очень долгое время спустя — Дэйзи не испустила дух.
Лив приняла три капли успокоительного и, ощутив, что пришла в себя, отправилась в кабинет попечителя.
— Это совершенно невероятно, — сказала она.
Попечитель печально улыбнулся:
— И все же это случилось.
— Совершенно невероятно, господин попечитель, чтобы человек мог нанести себе вред таким способом. Иначе так поступил бы всякий обиженный ребенок на свете. Рассудок препятствует этому.
— Их рассудок поврежден. Возможно, отказал какой-то механизм, отвечающий за самосохранение.