Расколотый Мир
Шрифт:
Он так старается, думала Лив. Она чувствовала, как он слабо пытается достучаться до нее, и душа ее отзывалась. Он старается, но не может исцелить и защитить всех и каждого в этом ужасном мире. Лошадь под ней дернулась. Он не может исцелить мир... Кридмур что-то прокричал. Мы пробудили его! Мы создали Стволов из нашей злобы, Линию — из нашего страха, а несчастного Духа — из нашей печали! Лив очень боялась за свою жизнь, но на какое-то мгновение, понадеявшись, что Дух дотянется до нее и спасет, испытала к нему острую жалость.
Однако они отъехали уже чересчур далеко, дотянуться до них было сложно, и Дух,
— Давным-давно, — сказал генерал, — в высокой башне жила-была девушка, к которой прилетали белые птицы. Она...
Кридмур усмехнулся и позволил старику продолжать.
К холмам вели две дороги. С запада доносился приближающийся рев двигателей. Шум колес, крики людей, готовящих к бою неуклюжие орудия. Не удивительно — конечно же они наблюдали за ними и ждали своего часа.
Кридмур почувствовал в крови жгучую мрачную силу Мармиона; мир вокруг замедлился, стал холодным и хрупким, а сам он с каждой секундой становился жарче, быстрей и сильней.
— Два грузовика. Не более двадцати солдат и двух тяжелых пулеметов. Прибудет подкрепление, но пока только два.
— Силы равны.
— Прибудет подкрепление.
— Честный бой.
— Если тебе угодно.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
К ЗАПАДУ ОТ ЗАПАДНОГО КРАЯ
25. ПОБЕГ
Лив зажмурилась. Она с тоской вспомнила об успокоительном, оставшемся позади, возможно, очень далеко позади — она не знала, как давно они ехали. Ее мотало из стороны в сторону. Она крепко, точно испуганный ребенок, цеплялась за спину Кридмура, ненавидела его, боялась, не понимала. Спина, плечи и руки мучительно болели. Кляп мешал дышать, голова кружилась. Копыта лошади грохотали бешено и бессмысленно. Сзади доносился рев моторов, крики людей. Кокль обернулся, рассмеялся — и тут раздался новый шум, прямо над ее ухом, самый громкий из всех, что ей доводилось слышать — такой, что на мгновение лишил ее чувств. Она ощутила, что беспомощно плывет во мраке, покинув тело с его болью и ужасами; бесцельно дрейфует на темных волнах в прохладном небытии. Нечто подобное она испытывала, когда засыпала.
Малая, пока еще ясная часть ее разума говорила: это погружение в дисассоциативное состояние, вызванное шоком и травмой. Ты сходишь сума, Лив. Опять.
Она не согласна! Это мир оказался слишком сумасбродным — миром изломанных форм, бессмысленной тревоги, ужаса и хаоса, скрытых за фасадом рациональности .
Другая часть ее разума анализировала ситуацию. Это политическое событие. Веха истории. Кокль — агент Стволов. Значит, люди, преследующие его, слуги Линии. Или наоборот. Ты не важна. Стало
Она не согласна. Ситуация лишена всякой логики.
Но еще одна часть ее сознания молчала, ибо давно покинула ее тело, погрузившись в мечты об Истории, — плыла по красным равнинам Запада, наблюдала его войны, его горькие предания, терялась среди крови, битв, уничтожения и сумасшествия. Ложь «Истории Запада для детей» — прогресс, благие цели, добродетель — раскрылась, явив миру ужас. Четыреста лет Великой Войны. Лив ныряла все глубже в поисках смысла — минуя политику, минуя кровавое падение Республики, минуя битву там-то, сражение сям-то и четыреста лет жестокости к Первому Племени, а порой и жестокости самого Племени, — и вернулась в первую колонию при Основании, которая теперь казалась ошибкой: испуганную колонию, укрывшуюся за своими стенами от враждебных лесов, диких, мрачных и шевелящихся...
Кокль снял ее с лошади, поставил на землю. Ноги Лив подкосились, и она осела в жидкую грязь. Открыла глаза. Холодная ночь и сосны кругом. Острые иглы впивались в ладони. Она не знала, где находится, и сколько времени уже миновало.
Вырвав кляп изо рта, Лив закашлялась и сдерживала рвоту, пока изо рта тонкой струйкой не побежала слюна.
Лошадь огромной тенью нависала над краем соснового леса. В нескольких метрах от нее неподвижно сидел Генерал, привалившись к сосне. Кокль стоял над нею и улыбался. Он протянул РУКУ:
— С вами все в порядке, доктор?
Она посмотрела ему в глаза. Он продолжал улыбаться.
Она поклялась себе, что не станет никого умолять.
И взмолилась:
— Прошу вас, мистер Кокль, отпустите меня! Я ничего не знаю. У меня ничего нет. Я не могу вам помочь и только задержу вас. Я не местная и...
— Доктор.
— И никто не заплатит вам за мое освобождение. Отпустите меня, мистер Кокль, я скажу вашим преследователям все, что...
— Доктор!
– — Пожалуйста, мистер Кокль.
— Зовите меня Кридмур. Кокль был хорошим парнем, но его больше нет. Вставайте.
— Значит, нет?
Он опустил руку и печально мотнул головой:
— Если бы вас поймали наши преследователи, вы бы не стали им врать. Не сочтите, что я вам не доверяю или сомневаюсь в ваших добрых намерениях. Но им никто не соврет. Их способы ведения допроса куда методичнее наших. И то, что останется от вас после допроса, к сожалению, уже нельзя будет назвать вами, доктор. Так что все это теперь — наше с вами общее дело.
— Какое дело, мистер Ко... Кридмур? Какое?
Он махнул рукой неизвестно куда:
— Вот это все! Великая Война. Теперь мы сообщники, доктор. Вы конечно же поняли, на чьей стороне оказались, — я слишком симпатичен и галантен для линейного. — Он сел лицом к ней, прислонившись спиной к дереву, и принялся сворачивать самокрутку. Посмотрел на нее и улыбнулся: — Свои пороки я привез с собой. Извините, что забрал вас с собой без предупреждения. Видимо, вам не хватает вашего успокоительного? Не волнуйтесь! В Гринбэнке мы встретимся с моим старинным другом Франтом Фэншоу, и он предоставит вам столько опия, сколько нужно, чтобы перенестись с нами обратно на Восток, если вы того пожелаете. Вот вам еще один повод остаться со мной.