Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Только что ты ведь тоже доверилась мне, - сказал Колин, и на одно мгновение на его замкнутых чертах лица промелькнул нежный проблеск. О. Значит, это он имел в виду. И он действительно кое-что потребовал от меня. Оставаться в себе.
– Это было нелегко. Вначале, - признала я.
– А потом ты растаяла под моими руками.
– Покраснев, я опустила голову. – Значит, ты можешь. Что касается каратэ. Эли, я знаю, когда ты достигаешь своих пределов. И я знаю, когда мне больше нельзя продолжать. Ты серьёзно думаешь, что я буду мучить тебя, пока ты не выпростаешь на песок ту немногую еду, что принимаешь? Это была бы бессмысленная каторга. У меня есть точное представление
– Ладно, - пробормотала я покорно. Я не имела понятия, о чём он говорил, но его слова были произнесёны с такой настойчивостью, которую почти невозможно было превзойти. У меня по спине побежала дрожь.
– Ты не можешь мне сказать, почему я должна доверять тебе и слушаться тебя так безоговорочно? Что именно ты планируешь?
– Об этом я не могу тебе сказать.
– Но ...
– А как же доверие? Доверься мне так же и здесь. Ещё тебе надо научиться скрывать свои чувства и мысли. Раньше вы не знали, что Францеёз является Маром. Теперь же это связь существует. Его существо в ваших мыслях связано с Маром. Если ты будешь думать в его присутствие об этом, то он может раскусить вас и устроить страшную кровавую бойню. Тебе нужно уметь опустошать свою голову. Основа для этого навыка - это медитация и аскетизм.
– Аскетизм?
– Я посмотрела на Колина, как будто он попросил меня попробовать испортившийся кусок мяса.
Он кивнул.
– Никакой интимности больше с этого момента.
– Я поражённо молчала. Я поняла это правильно? Даже ни одного поцелуя? В его угольные глаза прокралась улыбка, когда он прочитал мои мысли.
– Ты помнишь - это только завершение, а не то, что нас объединяет.
– Знаешь что, Колин?
– ответила я возмущённо.
– Я думаю, я поняла, чего ты хочешь. Ты хочешь добиться того, чтобы я тебе ненавидела и чтобы мне было всё равно, если ты погибнешь в схватке, не так ли? Это твоя цель. Я должна тебя ненавидеть. И тебе это сегодня почти удалось.
– Колин приглушённо засмеялся.
– Может быть, я и самоотверженный Эли, но не до такой степени. Ты все ещё не доверяешь мне.
Я раздражённо фыркнула. Чёрт, он был прав.
– Мне будет сложно отказаться от этого, - призналась я честно.
– Мне тоже. Потому что это вообще не в моей природе. И поэтому я хочу попросить тебя при твоём следующем порыве гнева не срывать с себя кимоно. Ещё один раз я не смогу совладать с собой.
– Его улыбка была нежной и горькой одновременно.
– Не введи меня в искушение, - процитировал он.
– А избавь нас от злого, - закончила я иронично, хотя это было как раз то, чего я хотела. Избавиться от злого. – Колин, могу я спросить тебя кое-что личное?
– Пожалуйста.
– Ты используешь имя Бога тоже не особо редко, и иногда у меня такое чувство, что для тебя это серьёзно. Ты веришь в Бога?
Колин опустил глаза и провёл задумчиво рукой по лбу.
– Ну, верой это, наверное, нельзя назвать. Я просто надеюсь, что существует высшая сила и что она причисляет меня к своим созданиям. Я родом из девятнадцатого столетия. В то время атеизм был роскошью богатых. У кого было слишком мало для жизни и слишком много, чтобы умереть, тому была нужна вера, чтобы бороться дальше и принимать удары судьбы, которыми одаривала их жизнь.
У меня было такое впечатление, что он хотел ещё кое-что сказать, и поэтому оставалась тихой, как мышь. У меня получилось прервать утомительную диктатуру ученика и учителя, и я не хотела подвергать опасности
– Это был мужчина в церкви, кто, в конце концов, убедил мою мать отказаться от её любимого занятия - ты помнишь, оставлять детей на морозе. Он сказал ей, что она должна принять своего ребёнка, как дар Бога. Хотя она этого и не сделала, но, по крайней мере, она перестала выносить меня ночью из дома. Наш деревенский священник непреклонно боролся против любого языческого суеверия. Он боялся меня, как и другие, но его вера помогала ему терпеть меня. Вера может быть жестокой. И полной благословений.
– Какой, собственно, ты считаешь меня?
– вырвалось у меня.
– Я имею в виду мой характер? Хорошо, тогда ты выделялся между остальными, не вопрос. Но если я слышу, как ты говоришь обо мне, у меня такое впечатление, что я тоже для почти всего непригодна.
Колин вопрошающе поднял брови, но от меня не ускользнуло, что он пытался скрыть свой молчаливый смех.
– Какой ты сама считаешь себя, Эли?
– Ну.
– Я смущённо улыбнулась. – Собственно, не такой уж и не ненормальной. Я ведь знаю, почему я такая, какая есть. Для меня это логично. Только другие часто думают, что я действую с методичностью. Или сразу думают, что я сумасшедшая, потому что ... так проще?
Я посмотрела на него с надеждой.
– Я не психолог, - ответил Колин.
– Но это, наверное, так. Ты очень напрягаешь и будоражишь. Во всех отношениях. Но я не хочу, чтобы ты была другой. Для меня ты как раз в самый раз - при условии, что доверяешь мне.
Я сглотнула. Для него в самый раз. Это было приемлемое начало.
– Ты сомневаешься в себе?
– спросил Колин осторожно, хотя он должен был знать ответ.
– Я сомневаюсь в том, подхожу ли я для этого мира.
– Как и ты, подумала я, но не осмелилась сказать это вслух.
– Доктор Занд, доверенное лицо папы, сказал, что я ГСЛ. Высокочувствительный человек. И мне нужно строить свою жизнь в соответствие с этим.
– О, в самом деле?
– ответил Колин насмешливо.
– Теперь у них для этого есть диагноз. Когда-нибудь вы, люди, будите состоять только из диагнозов, вместо черт характера.
– Он убрал волосы со лба, что было так же безрезультатно, как если бы то же самое сделала я.
– Тебе нужен этот диагноз?
Я беспомощно пожала плечами. Помогало ли мне знание того, что существует термин для моей чувствительности? Нет, вообще-то нет. Потому что это ничего не меняло.
– У некоторых коренных жителей гиперсензитивным людям причисляют особые силы. Они часто занимают должность шамана или целителя. То, что в нашем, ах, таком цивилизованном, мире осуждается - а именно: слишком интенсивные чувства, - высоко у них ценится, - попыталась я резюмировать, что недавно прочитала в газете. Потому что, конечно же, я хотела узнать больше информации о диагнозе доктора Занда, без того, чтобы это смогло помочь мне в каком-нибудь отношении.
– Значит, держись лучше этого. Смотри на себя как на шамана. Хотя я должен признать, что термин "ведьма" подошёл бы на сегодняшний день лучше.
Я коротко шмыгнула носом, потому что не могла решить плакать мне или смеяться. Чувство перенапряжения почти убивало меня.
– О Боже, моя голова снова переполнена ...
– Я массировала лоб, как будто это поможет уговорить мои мысли, испариться.
– Поэтому мы будем сейчас медитировать, - объявил Колин и постучал рядом с собой по деревянным доскам.
– Садись рядом, скрести ноги. Руки, ладонями вверх на коленях.