Расплата
Шрифт:
Чисто из предосторожности Чарли крикнул, есть ли кто дома. Когда никто не ответил, мы проскользнули внутрь и закрыли за собой дверь. Дом был тихим и светлым. Мы поспешили на кухню к входу в подвал. Крутой узкий лестничный пролет вывел нас на неотделанный цокольный этаж. Пространство с низким потолком было полностью заставлено лопатами для сгребания снега, санками, старыми сапогами, а также аккуратно размещенными полками с обычными предметами домашнего обихода типа цветочных горшков и мешков с землей. В углу стоял шаткий старый тобогган (бесполозные сани из досок длиной 3–4 м с загнутым передком и шкурой вместо
Меня покалвало с того момента, как мы вошли в эту часть дома. Казалось, что присутствие моей матери отсюда никогда не уходило. Некоторые из этих вещей, как я знала, были у неё. Хотя это было довольно странно и больно, я чувствовала, что мои чувства расширяются, впитывая их энергию. Здесь было кое-что, что звало меня.
"Это здесь," — вдруг сказала я.
Он оглянулся на меня.
"Ты чувствуешь это?" — сказал он.
«Ага», — ответила я, высматривая какие-нибудь признаки дверного проема. Я не заметила ничего, где могла быть спрятана библиотека, если только это не старинное хранилище под землей.
"Хорошо," — сказал он, оглядываясь вокруг. "Мы должны отодвинуть все это от стен."
Одним рывком он стянул с себя свитер. Под ним была темно-синяя рубашка с надписью всего из одного слова: ФРЭД*. Также я заметила очень светлые пятнышки на его руках, удивительно отчетливые. До меня дошло, что он трудился гораздо больше, чем просто над решением математических задач, либо, в противном случае, у него чугунные карандаши. Затем я решила перестать пялиться на его руки и сделать вид, словно действительно могу чем-то помочь. Я тоже стянула свитер и бросила его сверху на свитер Чарли.
* ФРЭД — скорее всего, имеется в виду аббревиатура «Fucken Ridiculous Electronic Device» — что-то типа «Долбанное дурацкое электронное устройство»
Вместе мы стали отодвигать всё от стен, как минимум, на фут (30,48 см), а то и на два. Когда дело было сделано, Чарли достал из чемодана свой атаме (магический кинжал). Он был полностью из серебра, отполированный до блеска, с кельтской гравировкой на рукоятке, украшенной на верхушке россыпью черного оникса. Медленно, прямо под потолком, Чарли водил атами вдоль стен, передвигаясь по чуть-чуть каждый раз, после полноценного осмотра. Ему надо было обойти всё раз двадцать, чтобы исследовать всё пространство.
Когда ничего не обнаружилось, он приступил к полу, тщательно водя атаме над каждым дюймом (2,54 см). Ему приходилось останавливаться каждые несколько минут, чтобы мы могли сдвинуть мебель. Опять ничего, разглядывание то потолка, то пола, озадачивало. Ссутулившись, он неохотно двинулся к стене, внимательно осматриваясь по сторонам, вертя атаме в ладони.
«У меня идея», — в конце концов, сказал он. «Но она требует участия нас обоих. Возможно, что из-за кровного родства тебе будет гораздо легче обнаружить дверь. Поэтому вместе мы совершим ночд».
"Я должна закрыть глаза?" — спросила я с серьёзным выражением лица.
«Я ждал этого», — ответил он с кривой усмешкой. «Вот». Он протянул мне атаме, повернув рукояткой ко мне.
Я указала на атами. "Я могу….держать его? Я имею ввиду он же является неприкосновенным или что-то в этом роде?"
«Ну», — сказал он, — «это магическое орудие — так что, да. Он неприкосновенный. Но он принадлежит
«То есть, как тостер, работающий только тогда, когда ты включаешь его? Тогда он может использовать свои хлебо-поджаривающие силы?»
"Точно." — кивнул он с улыбкой. — "Как тостер. Ты попала в точку."
Я взяла атаме, а Чарли порылся в своем чемодане и достал белую свечу с куском мела.
«Я наложу заклинание», — сказал он. «Посмотрим, сможет ли твоя энергия окутать нас. Я буду направлять тебя, когда мы будем двигаться, так что не волнуйся».
"Хорошо," — сказала я, чувствуя себя странно с тяжелым атами в руке. — "Как мне его держать? Сверху, снизу…."
«Просто позволь своей руке двигаться естественно», — сказал он, четко вырисовывая окружность вокруг нас. В центре, между нами, он разместил свечу и мелом нарисовал серию рун вокруг нее. Стоя, он слегка взялся за мое правое запястье точно под рукояткой атаме. Он быстро взглянул на меня, чтобы убедиться в моей готовности, и я кивнула.
«Онгел», — он запел.
Свеча вспыхнула. Знаю, мне не следовало так сильно удивляться. Я уже видела, как Морган и Эвелин делают это. Однако, наблюдать то же самое за Чарли было поразительно.
«Синн сир ни кейлит», — продолжал он. Атами стал нагреваться. Он усилил хватку на моем запястье — не так, чтобы причинить мне боль, но так, чтобы крепко сжать его. «Тар эр ас, сеол хин».
Теперь я поняла, зачем он усилил хватку. Моя рука начала дрожать, и в какой-то момент мне показалось, что я могла выронить атаме. Он обхватил мою руку своей и смотрел на меня сверху вниз. Магия струилась сквозь нас, между нами. Я могла ощущать его силу, в то время как он направлял ее поток. Не знаю, из-за магии ли это или просто из-за близости с ним, но мое сердце начало биться, как сумасшедшее. Казалось, это настолько громко, что я действительно думала, что он мог слышать его.
Вместе, одним движением, наши руки взмылись вверх — мои стали двигаться вперед, подталкивая Чарли назад. Атаме притягивало к какому-то участку на полу. Чарли не мог видеть этого, потому что стоял спиной, но на том участке отчетливо выступили очертания поля. Оно состояло из символов, очень точно вырисованных в синеватом свете. Когда это случилось, Чарли, похоже, догадался, что что-то происходит, несмотря на то, что не мог видеть увиденного мной.
Поблагодарив Бога и Богиню, он закончил заклинание, но на мгновение он схватил меня за руку. Мы ничего не говорили, только смотрели друг на друга. Я чувствовала теплоту его тела, слабый запах стирального порошка, какой-то пряный мужской дезодарант и легкие остатки дыма шалфея. Запах Чарли. Такой приятный. Когда он посмотрел на меня с высоты своего роста, я поняла, что он был единсвенным человеком, который бы мог смотреть на меня так, что я не хотела бы ни отвернуться ни закрыть своё лицо. Я смотрела прямо в его глаза и даже не вздрогнула. Даже при том, что его выражение было серьезно и полно решимости, его рот все еще сохранил свою широкую, счастливую улыбку. Это было так, будто он родился для того, чтобы улыбаться и заставлять улыбваться других. У него был такой красивый рот.