Распознавание образов
Шрифт:
Их встречает серьезный старик в синем переднике без единого пятнышка. Более светлый оттенок кожи, аккуратная стрижка, классический эфиопский нос. Похож на консервативного последователя растафари [26] . Очевидно, владелец магазина. Нгеми обменивается с ним несколькими фразами на непонятном языке, который может быть либо амхарским [27] , либо каким-то непроходимым диалектом английского. Присутствия Кейс они будто не замечают. Старик передает Нгеми ключи от машины и целлофановый пакет с несколькими сливами и парой спелых бананов.
26
религиозно-политическое движение ямайских негров.
27
официальный язык Эфиопии.
Нгеми серьезно кивает – должно быть, в знак благодарности – и подходит к стоящей у тротуара темно-красной зазеркальной машине. Кейс идет следом. Нгеми открывает для нее дверь. Вот это и есть настоящий «воксхолл», думает она. Ничего общего с тем драндулетом, на котором Хоббс приехал в Портобелло. В салоне пахнет незнакомым освежителем – скорее африканским, чем зазеркальным.
Нгеми садится за руль, несколько секунд сохраняет неподвижность, затем решительно поворачивает ключ.
Скоро они уже лихорадочно петляют в сложной паутине улиц. От бешеной скорости Кейс приходится то и дело закрывать глаза. В конце концов она понимает, что их проще вообще не открывать.
Когда она решается осмотреться, вокруг бегут зеленые холмы. Нгеми сосредоточенно гонит по прямой, вцепившись в руль.
Мимо проносятся развалины древнего замка.
– Нормандцы, – скупо комментирует Нгеми, бросив на нее быстрый взгляд.
Не дожидаясь приглашения, Кейс достает из пакета банан и начинает его чистить. Сгущаются тучки, на стекло начинает падать мелкий дождь. Нгеми включает дворники.
– Мы могли бы заехать куда-нибудь пообедать, – говорит он, – но когда имеешь дело с Хоббсом, очень важно выбрать правильный момент.
– Можно позвонить, убедиться, что он дома.
– У него нет телефона. Вчера вечером я с ним поговорил. Позвонил в местный бар, где он обычно напивается. Он уже, конечно, был никакой. Сейчас, наверное, только проснулся – и надеюсь, еще не успел начать.
Двадцать минут спустя они съезжают с шоссе на грунтовую дорогу. Пейзаж приобретает аграрные черты: на пригорке пасутся овцы. Машина взбирается по склону холма, и с вершины открывается вид на странный поселок, как будто заброшенный. Разнокалиберные кирпичные строения, никаких следов жизни.
Они начинают спускаться. В днище «воксхолла» стучат камешки. Кейс замечает, что поселок окружен колючей проволокой.
– Бывший учебный полигон, – говорит Нгеми. – Какая-то из спецслужб, либо разведка, либо контрразведка. Скорее всего контрразведка. А сейчас здесь тренируют служебных собак, если верить Хоббсу.
– Кто тренирует?
– Черт их знает. Неприятное место.
Кейс понятия не имеет, где они находятся. В Борнмуте? Или в Ливерпуле?
Нгеми сворачивает на едва заметную заросшую дорогу. Колеса расплескивают бурые лужи.
Между лесом и колючей проволокой припарковано несколько трейлеров, семь или восемь. Выглядят они почти так же заброшенно, как и кирпичный поселок, хотя сразу видно, что это две разные структуры.
– Он здесь живет?
– Да.
– Что это такое?
– Цыганские семьи. Хоббс арендует трейлер у цыган.
– Вы их видели? Цыган?
– Нет. – Нгеми останавливает машину. – Ни разу.
Кейс замечает большой квадратный знак – лист расслоившейся фанеры на цинковой трубе. Печатные буквы, черным по белому:
МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ.
ОХРАНЯЕМЫЙ ОБЪЕКТ.
ВХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН.
НАРУШИТЕЛИ БУДУТ
ЗАДЕРЖАНЫ И НАКАЗАНЫ
В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНОМ
29
Протокол
Нгеми вылезает из машины, потягивается, скрипит курткой. Потом забирает с заднего сиденья пестрый саквояж. Кейс тоже выходит.
Здесь тихо; даже птицы не поют.
– Почему не слышно собак?
Она смотрит на безмолвные кирпичные здания, окруженные колючей проволокой, которая натянута между квадратными бетонными столбами. Все очень старое, словно давно умершее. Построено, наверное, еще перед войной.
– Их никогда не слышно, – хмуро отвечает Нгеми.
Выбравшись на тропинку, он шагает, разбрызгивая мелкие лужи. На ногах у него черные шнурованные ботинки «Доктор Мартенс», обязательный элемент экипировки первых панков, впоследствии разжалованный в дешевую обывательскую обувку.
Неподстриженная трава, дикий кустарник, усыпанный маленькими желтыми цветами. Нгеми направляется к ближайшему зазеркальному трейлеру, Кейс идет следом. Трейлер покрашен в два цвета: верхняя часть бежевая, нижняя темно-красная, с вмятинами и потеками. Плоская крыша в центре слегка приподнята, как на детских рисунках Ноева ковчега. К задней стенке привинчен потемневший квадрат зазеркального номера. Непохоже, чтобы на этом трейлере в последнее время куда-то ездили. Колеса, если они еще остались, скрыты в густой траве. Кейс замечает, что все окна наглухо забиты листами оцинкованного железа.
– Эй, Хоббс! – негромко окликает Нгеми. – Хоббс, это Нгеми!
Подождав, он подходит ближе. Приоткрытая дверь тоже покрашена в два цвета. Похоже, ее вообще невозможно закрыть до конца.
– Эй, Хоббс! – Нгеми поднимает руку и тихо стучит.
– Пошел вон! – раздается изнутри слабый, болезненный голос, пронизанный безграничной усталостью.
– Я пришел за арифмометрами, – говорит Нгеми. – Надо завершить сделку с японцем. Я принес деньги, твою долю.
– Сука.
Баранов пинком распахивает дверь – похоже, не вставая с места. Черный прямоугольник входа кажется нарисованным.
– А что за баба?
– Вы с ней уже встречались, в Портобелло, – объясняет Нгеми. – Она дружит с Войтеком.
Это даже можно назвать правдой, думает Кейс. Хотя и постфактум.
– Зачем ты ее сюда притащил? – Баранов копошится в темноте, сверкая очками. В голосе уже ни боли, ни усталости; только жесткая расчетливая подозрительность.
– Она тебе сама объяснит. – Нгеми искоса смотрит на Кейс. – После того, как мы закончим наши дела.
Он приподнимает саквояж, как бы иллюстрируя, о каких делах идет речь. Потом поворачивается к Кейс: