Расправа в замке Бельфорсбрук
Шрифт:
Ему всё удалось, вот только он не рассчитал, что барон Голдсмит не захочет всю жизнь идти на поводу у его пристрастий и оплачивать его безумные траты.
После выяснения отношений с бароном Голдсмитом Эгберт утратил смысл жизни и желание бороться. Его конец был предначертанным. Прогуливаясь после очередного спиритического сеанса, он у случайного прохожего на последние деньги купил порошки, в надежде, что они успокоительные, и принял большую дозу. Больше его никто не видел.
Мейсон побывал везде, где Эгберт оставил след, он беседовал со всеми, кто в своё время при различных обстоятельствах встречался с Эгбертом. Многих уже не было в живых. Но те,
Молодой человек любыми путями стремился дотянуться до отца, который когда-то приютив его в своём доме, так и не признал. Эту обиду Эгберт пронёс через всю свою короткую жизнь и с ней покинул бренный мир.
Так сложилось, что в студенческие годы Эгберт подружился с девушкой, она занималась в том же университете, но на другом отделении. Девушку звали Увенхильда Уайт. Они познакомились в библиотеке. Девушка помогала Эгберту подбирать материал для отчётов, спичей, экзаменов. Вскоре они вместе стали посещать дополнительные лекции, которые профессора проводили после основных занятий. Однажды засидевшись допоздна, Эгберт вызвался проводить Увенхильду. Так завязались их отношения. На последнем курсе они строили планы, мечтали, перебирали варианты, где можно будет устроиться на работу. Постепенно их отношения претерпели изменения и переросли в более серьёзные.
Но после окончания университета произошло то, чего никто не ожидал — Эгберт внезапно исчез. Увенхильда искала его повсюду. С кем бы из общих знакомых она ни разговаривала, никто не знал, где Эгберт. Он отличался от других студентов, был довольно замкнутым, ни с кем не общался, не делился, держался обособленно и в силу характера на прощание никому не оставил своего адреса. Девушка предполагала, что он мог уехать, однако терялась в догадках, почему не повидался с ней перед отъездом и не попрощался. Она очень переживала. У неё на это были веские основания. Увенхильда незадолго до выпускных экзаменов почувствовала, что беременна. Её воспитание не позволило нанести родным удар. Она знала, это известие убьет их. Девушку воспитывали в пуританском духе, и она по убеждению таковою осталась. Одно обстоятельство — любовь к Эгберту ослепила её, и она уступила. Оказавшись лицом к лицу с серьёзным и ответственным выбором, ей предстояло принять непростое решение, что делать дальше. Увенхильда посчитала истинным грехом отказываться от крошечного беззащитного существа, которое тихо царапалось под её сердцем. Она уже полюбила его.
— Не смогу убить ребёночка. Не смогу. Что-нибудь придумаю, я многое умею, лень — не моя подруга, справлюсь. Спустя время напишу родителям. Они простят. Эта кроха-плод любви, она должна жить.
Пока не было заметно, девушку взяли на работу. Правда, платили немного, в силу того обстоятельства, что она нигде раньше не работала по специальности и у неё не было рекомендательных писем. Но она не расстраивалась, перебивалась случайными заработками: продавала картины, которые вечерами рисовала, вышивала на заказ. С каждым днём работать становилось труднее. Хозяйка, у которой Увенхильда снимала комнату, жалела её. Когда накормит, иной раз постирает бельё. Они сблизились, стали подругами. Увенхильда делилась с ней. Звали женщину Матильда. Она была средних лет, но от тяжёлой работы выглядела измождённой. Жила одна с детьми, муж умер. Матильда сочувствовала
— Тебе бы надо поспрашивать у людей. Человек не мог бесследно исчезнуть, кто-то наведёт на след твоего возлюбленного. Поверь, он узнает о малыше, обрадуется. У него наверняка родственники есть. Он из простых?
— Нет, из дворян.
— Тем более, расспроси тех, кто учился с вами. Кто-то да скажет, где живут родственники, а они-то точно знают, где он.
— Спасибо вам большое.
— Пустяки.
— Если бы не вы, я бы пропала. Попробую сходить к знакомым, расспрошу. Больше откладывать нельзя. Вы правы.
— Обязательно выясни. А за ребёночка не тревожься и не горюй, у меня остались вещички от моих детей, они тебя выручат какое-то время, а там Бог даст, заработаю, подкупим новое. Пусть малыш растёт, всё же радость в доме.
— Благодарю, Матильда. Так грустно мне. И на сердце камень.
— Родителям почему не напишешь? Волнуются за тебя.
— Я пишу, езжу на вокзал, подхожу к отъезжающим и прошу, чтобы отправляли с дальних станций.
— Ты призналась им?
— Нет. Ещё рано, всему своё время.
— Скучаешь?
— Очень. Я у них одна и у меня, кроме них, никого на всём белом свете нет. Думала Эгберт… — и она горько заплакала.
— Будет слёзы лить. Надо написать правду. Пожурят, пожурят и простят.
— Они у меня такие хорошие, — сокрушалась Увенхильда.
— Вот видишь.
— Ещё не время, их надо подготовить. Я написала, что уехала за любимым.
— Бедные родители.
— Да, они не заслужили такого. Я всегда была преданной дочерью.
— Ничего, дай срок, всё наладится, — успокаивала Матильда. — Иди, милая, приляг, поспи. В твоём положении нужно много отдыхать, набираться сил.
— Спасибо вам.
Время шло незаметно, но быстро.
В один из рождественских дней Матильда развешивала во дворе белье, как вдруг услышала:
— Помогите.
Она вбежала в дом и поняла, что пришло время рожать.
Матильда заранее заняла у знакомой денег, чтобы пристроить девушку в частную клинику и расплатиться за роды.
Увенхильда родила двойняшек: мальчика — вылитого Эгберта и очаровательную улыбчивую девчушечку с ангельским личиком. Роды были тяжёлыми, но молодой здоровый организм победил.
Матильда всё время была рядом.
Увенхильда, увидев деток, сквозь слёзы прошептала:
— Это мы с Эгбертом в младенчестве.
Миновал год.
Жизнь шла своим чередом. Матильда нанялась на другую работу, там ей платили больше. Увенхильда подрабатывала на дому. Детки росли и привносили в её одинокую жизнь крупицу радости, но с горьким привкусом полыни.
В выходной Матильда хлопотала по хозяйству на кухне. В дверях появилась Увенхильда.
— Матильда, я уложила ребят, а сама пройдусь.
Женщина повернулась к ней.
— Хорошо, милая. Не беспокойся, я присмотрю. Ты надолго?
— Не знаю. Постараюсь не задерживаться.
— Ты сможешь забежать в пекарню, у нас хлеба нет, а я не поспею к обеду испечь?
— Схожу обязательно, — ответила Увенхильда и ушла.
Матильда с чувством выразила свои мысли вслух:
— Тревожно у неё на душе, мается, бедняжечка. Пусть Бог поможет.
К обеду Увенхильда вернулась.
— Матильда, дорогая, я сходила к одной из сокурсниц, с которой учился Эгберт, и она сказала, что давненько прошёл слух о том, что Эгберт нашёл родного дядю, и тот приютил его у себя. Во что бы то ни стало, найду этого дядю. Знаешь, кто он?