Распущенные знамёна
Шрифт:
АРТУР
Найти среди махновцев подельников, особенно если к делу подойти с умом, оказалось не так уж и трудно. Сначала я определил круг нужных мне людей. Потом втёрся к ним в доверие. Пришла пора озвучить деловое предложение. Когда четверть самогона показала дно, я, как бы, между прочим, спросил:
— А что, Грицко, пан Граниевский так и живёт в своей усадьбе?
— А шо ему, падлюке, сделается, — пьяно мотнул чубом Грицко, — живёт, собака!
— Землю у него почти всю отняли, — вступил в разговор Сашко, — а дом батька трогать не
— Сказывают, у пана Граниевского немало золотишка да камней драгоценных припрятано, — продолжил я.
— Может, есть, а может, и нет, — усмехнулся Грицко.
— Вот бы проверить, — вздохнул я.
— Ты это брось, — нахмурился Сашко. — Нам батька за такую проверку враз головы поотрывает.
— Или чего поважнее, — хохотнул Грицко.
— Так я ж не предлагаю Граниевского грабить, — деланно возмутился я.
— А шо ты предлагаешь? — блеснул пьяным глазом Грицко. — Пойти и спросить: милостивый пан Граниевский, а не скажите ли вы нам, сколько у вас грошей золотых, да цацек драгоценных?
— Так он тебе и ответит, — захохотал Сашко.
— Ну, это как спрашивать… — стал напускать я туману.
— Не понял, — боднул головой Грицко, — разъясни!
— Тут всё очень просто, — начал я переходить к сути моего плана. — У Граниевского ведь есть дочь?
— Есть, — подтвердил Сашко и мечтательно добавил: — Гарная паненка!
— Так вот, мы эту дочь похитим, а Граниевскому письмо напишем, в котором потребуем за возврат девушки выкуп — тысяч пятьдесят золотом и камнями.
— Он столько не даст, — усомнился Сашко, но я заметил, что глаз у него загорелся.
— Потребуем пятьдесят, а возьмём, сколько принесёт, — пояснил я. — Как вы думаете, оторвёт нам батька за это головы?
— Головы может и не оторвёт, — рассудил Сашко, — а деньги, коли прознает, точно отберёт.
— Значит надо сделать так, чтобы не прознал, — сказал я. — Главное, самим не проболтаться, а Граниевского мы так запугаем, что он молчать будет.
Всё шло, как по писаному. Девушку умыкнули так, что её не сразу и хватились. Письмо отцу я написал собственноручно. Граниевский стал было артачиться, но когда получил в следующем конверте мизинчик — Грицко на кладбище раздобыл — якобы его дочери, сразу на всё согласился, только попросил неделю срока для сбора нужной суммы.
***
В Киеве Тухачевского ждало неприятное известие. «Гайдамаки прознали про ваш отряд и перекрыли дорогу на Львов, — сказали ему. Теперь в город без боя не пробиться». Бой на этой стадии операции был Тухачевскому ни к чему, и он вышел на связь с Духониным.
На Киевский аэродром самолёт за самолётом садились «Невские». Сразу после дозаправки принимали на борт бойцов, и, взлетев, брали курс на небольшой прифронтовой аэродром вблизи Львова. Примерно за сутки Тухачевский предполагал перебросить туда обе бригады. Попова он с собой не взял. Отозвал в сторону и передал распоряжение Петрограда: одним бронепоездом срочно выдвигаться на станцию Гуляй-Поле. Оттуда ехать в Гуляйполе к Махно, и кровь из носу привести его вместе с подчинёнными отрядами под советские знамёна.
Дебаты по вопросу о независимости Украины шли к завершению, Центральная Рада жаждала голосовать за четвёртый универсал. Ни пламенная речь Винниченко, призвавшего коллег не идти на открытую конфронтацию с Петроградом, ни выступление киевского комиссара Василия Чумака, который от имени Украинской Народной Республики Советов внёс предложение создать согласительную комиссию для совместного поиска выхода из затянувшегося конфликта, не нашли у вошедших в раж депутатов должного понимания: «Нет! Поздно! Геть! Геть!»
Когда Чумак в очередной раз полез на трибуну, его с неё просто стащили, не дав произнести ни слова. Комиссар в отчаянии махнул рукой и направился к выходу из зала, группа депутатов во главе с Винниченко последовала за ним под свист и улюлюканье зала и насмешливый взгляд Симо́на Петлюры, направленный из президиума им в спины.
В вестибюле их окружили гайдамаки. На возмущённые выкрики: «Как вы смеете! Мы депутаты Центральной Рады!» следовал ответ: «Были депутаты, пока не предали свободную Украину!» Увлёкшись, гайдамаки не заметили, как сами оказались в крепких руках российских спецназовцев, быстро заполнивших вестибюль. К освобождённым депутатам и Чумаку подошёл Тухачевский.
— Здравствуйте, товарищи! Надеюсь, в этом здании найдётся укромный уголок, где вы сможете отсидеться, пока мы разберёмся с вашими бывшими коллегами? Да и город пока не полностью в наших руках…
Петлюра был счастлив. Только что он своей подписью под гром аплодисментов скрепил акт, провозглашающий независимость Украины. Теперь он потрясал бумагой, держа её высоко над головой. Да так и замер, окаменев лицом и телом. Кое-где в зале ещё аплодировали, но большинство депутатов уже недоумённо вертели головами, глядя, как все проходы быстро заполняются вооружёнными короткоствольным оружием («Самопалами») военными.
Тухачевский подошёл к столу президиума и буквально вырвал из рук Петлюры бумагу. Показал её залу.
— Только что вы проголосовали за акт, который противоречит существующему законодательству! Именем Советской власти объявляю Центральную Раду распущенной! Требую очистить зал! А вас, господин Петлюра, — повернулся Тухачевский к бледному лицом главе Директории, — я попрошу задержаться.
Очисткой зала от бывших депутатов руководил комиссар Железняков. Не повезло матросу Железняку в ЭТОМ мире с Учредительным собранием, теперь он в полной мере отыгрывался на Центральной Раде. Перед тем, как отпустить, депутатов заставляли сдавать мандаты. Некоторых сразу отводили в сторону. Всего было задержано двадцать семь человек, и один, Петлюра, арестован.
АРТУР
Всё пропало! Эти животные изнасиловали девушку. Как её в таком виде передавать отцу? Я не удержался и высказал уродам всё, что я про них думаю. Бандитам — а как их ещё теперь прикажете называть? — мои определения пришлись не по нутру.
— Ну, ты не очень-то языком мели! — зло выкрикнул Грицко, направляя на меня ствол.
Сашко придержал его руку, отвёл ствол в сторону.
— Та шо с ней будет? — примеряющим тоном сказал он. — Подумаешь, девка бабой стала, эка невидаль! — И добавил: — А Грицко прав: ты за словами-то следи!