Распутье
Шрифт:
– Россия, – рассказывал дальше Куланин, – в целом похожа на чумное государство, где идет бесшабашный пир. Машина, государственная машина, которую цари отлаживали веками, начала разваливаться. Это понимают и царь, и его приближенные. Хотя министр внутренних дел Струве, человек не без ума, пытается удержать от развала эту машину, увеличил штат сыскной полиции, проводит жестокие репрессии. Но увы! Колесо истории не остановить. Информация, которую каждое утро получает Струве, неутешительна. Бунтующий народ можно усмирить, но нарастает оппозиция царю. И стремление буржуазии к управлению государством, и недоверие приближенных к царю, и создание ответственного перед Думой «министерства доверия», и создание такого правительства, которое бы закончило войну с победой – это уже опасно. Но Струве не с того конца тянет ниточку. Может быть, и понимает, что нужно усмирить народ, понимает, что бунт народа –
И верно, самодержавная машина разваливалась на ходу, теряя болты и гайки. Но пока эта машина неслась вперед, навстречу своей гибели. Монарху российскому уже в глаза говорили о его бездарности как царя и полководца. В морозный декабрь был убит Распутин, придворный чародей и гадатель, брошен в прорубь. Убит офицерами, а не мужиками. Это тоже был своеобразный протест против царя. Даже не просто протест, а желание спасти династию Романовых, которая окончательно деградировала.
– Если мы, – шагая по комнате, продолжал Куланин, – потерпели поражение в девятьсот пятом – седьмом годах, когда пытались провести буржуазно-демократическую революцию, то сейчас поражения не должно быть. Народ русский терпелив до поры до времени. Еще и потому уверены в победе, что русский народ, уже доведенный до отчаяния жесточайшей эксплуатацией, голодом и разрухой, не будет дальше терпеть такое. Мы сбросим с плеч своих варварство и рабство.
Почему мы согласились поддержать буржуазно-демократическую революцию? Потому что сила не на стороне большевиков. Урал, Сибирь, Дальний Восток, а также многие области России в руках эсеров и меньшевиков. Они своими многообещающими лозунгами повели за собой народ. Но когда будет сброшен с престола Николай Кровавый, когда лозунги всех этих партий повиснут в воздухе, ибо буржуазия будет вести войну до победного конца, а те же меньшевики и эсеры ее поддержат, то народ поймёт, на чьей стороне правда, за кем ему следует идти, а от кого отмежеваться. Настанет час, когда мы поднимем свою социалистическую революцию. Сейчас мы с вами стоим перед жутким фактом: русский народ либо должен сломить власть эксплуататоров, либо погибнуть, потому что материальные ресурсы России, да и всего мира в целом, настолько напряжены, что человечество уже не может дальше жить в таком напряжении. Выход один: либо народ вручит свою судьбу революционному классу, который сумел бы вывести Россию из тупика, либо он должен в большинстве своём погибнуть. Вот пример, на котором можно показать всю гибельность нашего положения: шахты недодали угля, остановились паровозы, пароходы. А в поездах хлеб, хлеб для городов. Не пришел хлеб. Начались спекуляция и анархия в продаже хлеба. Нет хлеба – начались забастовки, голод, остановились заводы. И будь ты хоть сто раз монархистом, задумаешься, что и как. А сейчас такие факты налицо. И если Россия будет продолжать войну еще два-три года, можно без пророчеств сказать, что она погибнет, народ погибнет в огне войны, голода и жесточайшей разрухи. Кто нам поможет? Америка? Может быть, но за наше спасение она потребует золото, которое тает, как свеча; она потребует колоний, к примеру, Сибирь и Дальний Восток. Так и растащат Россию по кускам, погубят Россию. Кое-кто скажет, мол, Россия велика, можно и потесниться. Но согласен ли кто-либо из вас, к примеру, ты, Силов, отдать себя в рабство чужеземцам?
– Нет. Воевать будем против них.
– Значит, еще одна война. Погибнут еще миллионы. А выход есть. Ленин предлагает заключить мир, мир без аннексий и контрибуций. Землю – крестьянам, отобрав ее у помещиков. Поставить рабочий контроль над фабриками и заводами, над шахтами и рудниками, создать новую государственную машину взамен старой, с новым социалистическим строем, где было бы все чётко отлажено и еще более чётко работало. Но мы знаем, что всё это нам никто не поднесет на золотом подносе, за это мы должны бороться и бороться. Либо Россия станет промышленной страной, либо она станет колонией Германии, Турции или Австро-Венгрии. Кровь из носа, но драться за новую Россию, чтобы спасти ее от гибели. Более того, спасти русский народ от нового рабства, от колониализма, а может быть, и от физической гибели большой нации.
Если вы готовы на жертвы, готовы быть на стороне русского народа, если вам дороги интересы России, то идите в народ и разъясняйте политику нашей партии, отрывайте народ от болтунов и крикунов. В спокойствии и размеренности наша сила.
Наша партия призвала народ в следующее воскресенье выйти на улицу, чтобы отметить годовщину Кровавого воскресенья, отметить стачками, политическими забастовками. Пусть враги видят рост наших рядов, нашу силу.
Вот пока и всё. Будут вопросы? Времени в обрез. Сейчас по одному расходитесь. Прощайте! Спирин, проводи меня. Подпили мы с тобой ладно. Веди гулевана!
6
Во Владивостоке слякоть, хотя уже начало января. Грязный снег по обочинам дорог, чавкающий под ногами снег на тротуарах. Грязные потёки на стенах домов, на окнах. Пелена дыма и тумана над морем и городом. Бегут, трезвонят трамваи, спешат люди…
Шишканов после второго ранения вернулся в город, не спеша шел по Владивостоку. За заснеженной Сибирью осталась война, душный лазарет, Петроград, где Шишканов разыскал Федора Силова и через него встретился с большевиками. От них получил задание проинформировать социал-демократическое подполье Владивостока о создавшемся положении в Петрограде, в центре России. Владивосток не Петроград, хотя много общего в погоде: те же туманы, промозглость, но меньше страстей и революционного накала. В его тяжелом чемодане революционная литература, из-за которой можно легко снова угодить на каторгу. Но Шишканов не трусил, у него есть защита – Георгиевский крест, поэтому ехал смело, рассказывал мещанам о геройстве русских солдат, которые горят желанием разбить германцев. Совсем другое он расскажет владивостокскому подполью.
И вот он выступил на явочной квартире:
– Не надо быть провидцем, – ровно говорил Шишканов, – что в России назрела революция. Это понимает и царь, и его приближенные. Они ищут выход из создавшегося положения. А выход один – это заключить сепаратный мир с Германией, а потом верными войсками задушить революцию. Но против мира крупная буржуазия, которой невыгодно терять свои прибыли на военных поставках. С другой же стороны, рабочие и солдаты требуют прекращения войны. Верхушка судорожно ищет возможности, чтобы удержаться у власти. Но, как это понимаем мы, большевики, час настал. Просочились сведения, что скоро заговор будет приведен в исполнение. Заговорщики хотят с помощью гвардии задержать поезд, идущий из Ставки, и в поезде заставить царя отречься от престола государства Российского, принудить царя передать корону малолетнему сыну, при регентстве великого князя Михаила Александровича. Таким образом, в России должна установиться конституционная монархия. С планами заговорщиков согласны союзники. Англия и Франция, по их утверждению, много капиталов вложили в дела России и терять их не хотят. Большевики поддерживают этот заговор, более того, поддержат и революцию, которая станет первым этапом к захвату власти народом.
Но мы должны разоблачать планы буржуазии, готовить народ к новым боям, проводить здесь, на далекой окраине России, забастовки, демонстрации, митинги, разъяснять народу порочность политики буржуазии.
Мне также предложено передать вам, большевикам-дальневосточникам, что ваша позиция по отношению к другим партиям вредна и порочна. Вы работаете в содружестве с эсерами, меньшевиками, максималистами и даже с анархистами. Всё это идет вразрез с решениями Пражской конференции 1912 года, где истинные большевики отмежевались от меньшевиков и других партий, которые стоят на антинародных платформах, работают в содружестве с буржуазией, ратуют за продолжение войны, целуются и милуются с буржуазией. Мало того, так кое-кто забыл девятьсот пятый-седьмой годы, когда меньшевики и эсеры выступили за ликвидацию революции, за переход на легальную работу совместно с буржуазными партиями.
В горнице зашевелились, зашумели, кто-то громко сказал:
– Еще одного раскольника послал бог на наши головы.
Раздались смешки. Никитин, который вел собрание, поднял руку:
– Тихо! Товарищ Шишканов, вы выступаете не просто перед собранием, а перед руководителями разных партий: большевиками – похоже, ты к их числу относишься, – меньшевиками, правыми и левыми эсерами, максималистами, анархистами. Ты призываешь большевиков отмежеваться, но от кого? От каких партий? Ведь все эти люди горят желанием сбросить с престола царя, навести порядок в России. А это значит, передать власть в руки Советов, отдать власть народу. Пусть народ решает, с кем ему быть, а не одни большевики. Легко давать инструкции сверху, но тяжело их выполнять снизу. Я не вижу разницы между анархистами, коммунистами и большевиками…
– Погодите, куда я попал? Вы-то кто?
– Я анархист-коммунист, товарищ Шишканов. Это вас удивляет? Пусть не удивляет. О нас ходят разные толки, но мы, как и все мыслящие люди, против царя, против гнета той или другой власти, мы за свободную и всеобщую конфедерацию труда, без эксплуатации человека человеком. Мы против каких-либо диктатур, даже диктатуры пролетариата. Всем должен руководить народ, совместно, без нажима с той или другой стороны.
– Всё ясно, можете дальше не продолжать, – сел Шишканов.