Распутье
Шрифт:
– Э, Федорка, роби, тя императрица не смогла отстоять, знать, дела наши плохи. Много ли руд для неё нашёл? Много? Ишь ты, человек нужный для дела, а ить не пожалела, сунула в самое пекло. Но она и здесь твои старания не забудет, – ломал под деревню свой язык завальщик Спирин. Приглядывался к таежнику. – Бери больше на лопату, бросай дальше. Навались!..
Путиловский завод гремел, гудел, пыхтел, чадил, дышал, будто живое существо, огромное, неземное. Небо в ядовитой гари, которая тут же оседала на плечи, дома, мостовые. Навались! За всеми слежка, за каждым глаз. На каждого, кто работал на этом заводе, был сыщик, а может, и два. Бери больше, бросай дальше… Вот один из тех. Не спускает глаз с Силова. Однажды подсел, заговорил:
– Ты наш, это сразу видно. Такое дело, дан приказ нам с тобой столкнуть Спирина в мартын. Все отвернутся, а мы его чуть плечами толкнем, а сверху шихтой привалим. Лады?
Удар пудового кулака отбросил сыщика в сторону. Запузырилась кровь на губах. Крики, матершина. Прибежал мастер, за ним начальник цеха. Что и как?
– А вот так, подсел ко мне и давай царя-батюшку богохульными словами поносить, мол, он дурак, недоумок…
– Молчать!!!
– Не удержался, врезал по зубам. Вдругорядь не будет такое говорить, – ровно говорил Силов. – Наши были с царем и до конца с ним будут. Это я о таежном люде говорю.
В глазах начальства недоумение, не меньшее и в глазах рабочих, тем более Спирина. Спирин считал Силова сыщиком. А про того, кого он ударил, знали, что жандармерией здесь пристроен. Черт! Где же истина? А? Неужели Силов нашенский? Нет… Деревня, а с ней надо держать ухо востро.
Улеглись крики. Зашибленного увели. Федор подошел к Спирину:
– Вот что, Спирин, этот тип подговаривал меня сбросить тебя в мартын. Поостерегись. Таким мы в тайге не даем ходу, пулями останавливаем. Но здесь не тайга. Не веришь? Вижу, не веришь.
– Спасибо! Верю. Это Сабакин, знаем, кто он. Мог такое сказать. Значит, я уже встал им поперёк горла. Ну вот что, Силов, даю тебе адресок, завтра воскресенье, приходи, разговор есть. Эй, покатили! Мартын жаден, как царский двор, – без налета деревенщины кричал Спирин. – Вперёд, за царя и отечество!
Анерт прикатил в Петербург, зашел на завод, посмотрел, как работает Силов, тут же укатил в Геологический комитет. Налетел на Крунского, старшего советника комитета, закричал:
– Вы что? Ошалели?! Куда вы бросили Силова? Разве я вам не писал, что этот человек небывалого таланта на руды? Самородок! А его на завод? На самую грязную работу! Я не хочу знать, что творится на Руси, я хочу знать, будет ли жив Силов. Ведь его могут убить рабочие! Он может простудиться и умереть! Это же безмозглость! Силов – наши с вами миллионы! Что хотите делайте, но добейтесь перевода Силова на лёгкую работу. Десятником, слесарем в теплый цех, черт знает кем, но на легкую! Здесь от него пользы на грош, а там лежат миллионы. Эх, Россия, не умеем мы брать от людей того, что они могли бы дать! Умоляю вас, продержите Силова зиму хоть под колпаком, но чтобы летом он был у меня.
– Мы будем делать всё возможное. Снова обратимся к императору, чтобы вернуть вам Силова. Будем хлопотать, будем добиваться, – отбивался от Анерта чиновник, напомаженный, наутюженный.
– Креста у вас нет на шее. Вместо него бы петлю надеть! Такого человека на самую трудную работу! Куда катимся?..
– В революцию, господин Анерт. И тот же Силов первым накинет на всех петлю, которой вы грозите мне. Вы многого не понимаете, сидя в тайге уссурийской, Эдуард Эдуардович. Заговоры, кругом заговоры. Мы с вами скоро будем свидетелями небывалых событий.
– Каких?
– Узнаете. Подождите, вскоре узнаете.
– Мне ждать некогда, завтра выезжаю на Восток, но прошу вас, сделайте исключение для Силова.
– Попытаюсь. Прощайте!
Силов забежал по адресочку. В холодной и тесной каморке принял Спирин. Здесь уже сидело человек пять, о чем-то тихо переговаривались. Федор снял с бороды морозные сосульки, степенно поздоровался со всеми.
– Товарищ Силов, мы навели справки о тебе. Куланин заинтересовался тобой. Поговорить хочет.
– Он кто, большевик?
– Сначала человек, а уж потом большевик.
– Тогда подожду.
Пришел Куланин. Познакомились. Спирин улыбнулся, сказал:
– Силов спрашивал, мол, большевик ли ты? Так кто ты?
– Большевик. И верно ты ему ответил, что вначале человек, а уж потом большевик. Человеком быть нелегко, а большевиком еще труднее, тем более что большевики ставят перед собой задачи одну труднее другой.
Куланин рассказал о положении на фронтах, в стране, после чего долго и дотошно расспрашивал Силова о тайге, народе, их делах. Разошлись друзьями.
И вот сейчас, год спустя, Силов вновь спешил на явочную квартиру. Тут же попал на лекцию Куланина. Куланин тихо говорил:
– Начнём с того, что русская буржуазия готовит дворцовый переворот. Это самое свежее, что я могу вам сообщить. Мы, большевики, готовы поддержать этот переворот. Это доброе начало. Это преддверие той революции, которая будет…
Куланин развёртывал перед собравшимися картины, которые породила война. Мужика забрали из деревни… Деревня сократила посевы… В городе с бешеной быстротой растут цены на продукты. Россия в долгах перед союзниками. Ей грозит превращение в полуколониальное государство… В городах стачки и забастовки. Выступают рабочие под лозунгами: «Долой царя!», «Долой войну!» Солдатки требуют вернуть домой их мужей, матери – сыновей… Армии революционизируются. Генералы понимают, что война проиграна. Договор, который хотел бы заключить с Германией царь, заключить не удалось. Солдаты гибнут от нехватки медицинской помощи. Там, где укрепились большевики, произошли массовые братания с противником. Выступления против войны. Солдаты той и другой стороны начали понимать, что мужик мужику не враг, а друг, брат.
– Думающие буржуа, – говорил Куланин, – понимают неизбежность краха политики царя. Ежли Россия проиграет эту войну, то те капиталы, что вложили, канут. Поняли они, что царизм изжил себя. После переворота намереваются создать конституционное правительство, во главе которого стоял бы другой монарх, например, великий князь Михаил. Но уже с ограниченной властью царя. За это ратуют Милюков, Гучков, другие политические деятели.
Большевики готовы пойти на этот первоначальный сговор, чтобы потом повести за собой массы, ибо буржуазия будет воевать до победного конца, чем и погубит себя.
Ленин в своих теоретических трудах доказал неизбежность народной революции, потому что в России как никогда подготовлена почва для нее. Пролетариат победит буржуазию. Наша задача – разъяснять, работать среди солдат, рабочих, среди крестьян, чтобы войну империалистическую превратить в войну гражданскую, где победил бы народ.
Из всего сказанного Федор Силов понял, что Николай Кровавый попал в капкан. Смена министров, командующих была похожа на чехарду. Но от этого дела не улучшались. Царь был бы рад заменить и солдат, но других взять было неоткуда. В России продавалось все: и интересы народа, и сама Россия. Процветало казнокрадство, взятки – понимающие хотели иметь на черный день лишнюю копейку.