Распутин-1917
Шрифт:
Генерал Потапов — После Февральской революции 1917 г. был определен председателем Военной комиссии при Временном комитете Государственной думы. На этом посту он проявил себя военным руководителем, лояльным к новой власти, и в апреле 1917 г. был назначен генерал-квартирмейстером ГУГШ, где по должности возглавлял всю разведывательную службу и контрразведку русской армии. Генерал-лейтенант Потапов стал одним из первых представителей высшего военного командования, который пошел на сотрудничество с большевиками. В ноябре 1917 г. Потапов был назначен на должность начальника Генерального штаба, на которой он находился до 8 мая 1918 г. Являлся одним из главных фигурантов успешно проведенной
Генерал Едрихин (Вандам) — Во время развала армии выехал в Эстонию и проживал под Ревелем в имении своего друга генерала графа П.М.Стенбока, где оставался во время занятия Эстонии германскими войсками. В октябре 1918 возглавлял формирование Северной армии в Пскове, в октябре-ноябре 1918 — командир Отдельного Псковского добровольческого корпуса. В эмиграции жил в Эстонии, был членом Георгиевского объединения и Союза взаимопомощи бывших военных. Изданные книги: Наше положение. СПб, 1912., Величайшее из искусств. Обзор современного международного положения при свете высшей стратегии. СПб, 1913., Геополитика и геостратегия. М., 2002., Неуслышанные пророки грядущих войн. М., 2004.
(*)Из книги “Николай II. Святой или кровавый?” Александр Колпакиди, Геннадий Потапов.
(**) „Ежели кто из новоопределённых в роту имеет какой порок, яко то: склонен к пьянству или иному злому обращению, неприличному честному солдату, то стараетца оного увещеваниями, потом умеренными наказаниями от того отвращать. Умеренное военное наказание, смешенное с ясным и кратким истолкованием погрешности, более тронет честолюбивого солдата, нежели жестокость, приводящая оного в отчаяние.“ — Александр Васильевич Суворов «Полковое учреждение», 1763-68, Глава IV. О воинском послушании, распорядке и должностях.
(***) Соч. в 6 тт., т.6, с. 567. — М.: Мысль. 1966
(****) Из книги “Сквозь ад русской революции. Воспоминания гардемарина.”
Глава 43. Схватка.
Волна атакующих, словно прибой, наткнувшийся на бетонный мол, разбилась на отдельные ручейки, с шумом и стоном откатилась в темноту, оставляя за собой черные кляксы тел, лежащих на снегу, неестественно синем в лунном свете. Поручик Надольский с силой оторвал сведенные судорогой пальцы от теплых и скользких ручек разгоряченного “Максима”. От кожуха пулемета валил пар, поднимаясь вверх белой тонкой струйкой, хорошо заметной на фоне темно-синего неба.
“Демаскирует, — с раздражением подумал поручик, но тело словно закутали в плотную непроницаемую ткань — ни встать, ни пошевелиться. — Сколько же мы тут воюем?”
Атака на базу отряда особой важности на Елагином острове началась, как только оперативные группы разъехались с кинопередвижками давать “на бис” очередной ночной сеанс острой политической сатиры, и в помещениях остался лишь его сильно прореженный эскадрон… Меньше двух десятков человек… Нападавшие, видимо, долго наблюдали и хорошо это знали. К делу подошли основательно. Перед нападением обрезали все линии связи, тихо сняли часового на входе и перемахнули через забор. Если бы не идея Айболита с минами-растяжками, наверняка задавили бы караул умением и числом. Но нашла коса на камень, а атакующие — на натянутые по снегу бечевки
— Да сколько же вас здесь! — удивился поручик, увидев ровные цепи на льду Средней Невки, и повёл тупоносым “Максимом”, нажимая на гашетку.
Особенность ночного боя в его инфернальной мистике. Сноп огня, вырывающийся из ствола, слепит глаза, сбивает прицел, и ты уже не видишь ничего, кроме пляшущего пламени на расстоянии вытянутой руки. Потом различаешь загорающиеся и гаснущие где-то далеко светлячки и понимаешь — это они посылают к тебе противно жужжащий над головой свинец, звякающий по щитку, откалывающий кусочки штукатурки, брызгающий в лицо ледяным крошевом. Ты направляешь туда ствол, стараешься попасть по этим вредным насекомым, выдавая очередь за очередью, пока не погаснут, а потом переводишь огонь на соседние. И так без конца. “Только бы хватило патронов! Только бы хватило!..”
— Иваныч, ленту!
— Есть!
Сдернуть пулемет с парапета, торопливо откинуть крышку кожуха, натолкать в раскаленный зев снег, моментально превращающийся в пар, водрузить обратно, оглохнув, не обращая внимания на “вжик-вжик” и лишь запоздало пригнуться, присесть, когда папаха, как живая, вдруг слетит с головы, уносясь чёрной птицей назад и вниз…
— Иваныч, подавай!
И снова дикие гонки со “светлячками” — кто первый успеет доставить нужное количество остроконечных смертей в точку встречи с врагом, кто перевесит свинцом, передавит огнём. Потом каким-то шестым чувством приходит понимание, что противник дрогнул, остановился, попятился, сейчас побежит. И ты добавляешь огонька. Пулемёт, словно почувствовав военную удачу, послушно плюётся длинными очередями, работает на расплав ствола, а потом щелкает вхолостую боёк, обессиленно выпадает из приемного механизма опустошённая брезентовая лента, и наваливается оглушительная, пугающая тишина…
— Иваныч, что у нас с огневым припасом? Иваныч!…
Поручик осторожно скосил глаза назад. Верный ординарец, прошедший с Надольским два фронта, лежал ничком среди пустых коробок из под пулеметных лент, приложившись щекой к холодному настилу.
— Иваныч!.. Слышишь меня? Да как же так?…
Подняться на ноги не смог. Виски пронзила раскаленная игла, парапет качнулся и больно ударил по подбородку. Поручик перевернулся на спину и тихо застонал от бессилия. В зеве винтовой лестницы появилась гибкая, почти невесомая тень и бросилась к офицеру, на ходу сдёргивая с плеча фельдшерскую сумку.
— Лежите спокойно, не вставайте, у вас всё лицо в крови…
— А я думал, это пот…
— И пот тоже, но задело вас сильно. Пуля чуть скальп не сняла… Сейчас перевяжу…
— Кто вы? Как вас зовут?
— Ольга…
— Откуда вы здесь?
— Мы приехали утром, когда вы еще не заступили в караул. Анечка пообещала показать студию… И вот, задержались…
— Когда началась стрельба — испугались?
— Нет. Скорее — когда прекратилась… Подумали, что остались одни, совсем без защиты… Вот я и бросилась к вам.
— Вы — отчаянно смелый человек, Оля… И перевязку делаете ловко…
— Я работаю в госпитале. За два года столько всего… Могу даже с закрытыми глазами.
— Мне надо вниз, срочно послать за помощью… Еще одну такую атаку не выдержим…
— Там Анечка… Анна Генриховна уже командует. Скоро придет и все расскажет…
— Если там Ревельская, тогда я спокоен…
Поручик полюбовался сосредоточенным лицом сестры милосердия. Она закусила губу от усердия и очаровательно хмурила брови, накладывая очередной виток бинта.