Распутин-1917
Шрифт:
— Абсолютно точно. Причём, мы намерены распространить репрессии на участников заговора против самодержавия…
Даже не пытаясь скрыть удивление, Зубатов наморщил лоб и приоткрыл рот, переваривая услышанное.
— Всё логично, — продолжил гость. — Работая на западный финансовый олигархат, заговорщики поддерживали не отечественные интересы. Они — враги любой власти в России, хоть монархической, хоть социалистической. А зачем новой демократической республике агенты иностранного влияния?
— Удивили…
— Одно из направлений расследования ЧК — причины подозрительных поражений русской армии. И начнем мы, пожалуй, с выяснения обстоятельств гибели армии Самсонова и неприкрытого саботажа в обеспечении войск крупнокалиберной артиллерией.
— Ясно! Вернемся к вашим планам. — Зубатов вскочил на ноги и начал нервно прохаживаться по кабинету. — Далее, насколько я помню текст Манифеста, следует монополизация денежной эмиссии и кредита в одних руках…
— И централизация всего транспорта в руках государства, — дополнил гость.
— Увеличение числа государственных фабрик, орудий производства, расчистка под пашню и улучшение земель по общему плану, — на память процитировал Манифест Зубатов.
— Одинаковая обязательность труда для всех, — вновь продолжил визитёр.
— Соединение земледелия с промышленностью, содействие постепенному устранению различия между городом и деревней…
— Насколько я помню, речь шла о "противоположности между городом и деревней", — поправил гость.
— В издании 1848 года — да, — блеснул эрудицией Зубатов, — но в издании 1872 года и в последующих немецких изданиях слово "противоположности" было заменено словом “различия”, а в английском издании 1888 г. вместо слов "содействие постепенному устранению различия между городом и деревней" напечатано: "постепенное устранение различия между городом и деревней путем более равномерного распределения населения по всей стране".
— Впечатлён вашей начитанностью и аккуратностью в обращении с первоисточниками, — удовлетворенно кивнул гость. — Революция в землепользовании для России — единственный шанс вырвать отечественную деревню из тисков голода и нужды. Речь идёт ни много, ни мало о грандиозном плане преобразования природы.(***) Но и последний пункт Манифеста — общественное и бесплатное воспитание всех детей, устранение фабричного труда детей в современной его форме — не менее важно и также будет задачей Чрезвычайной Комиссии.
— Широко замахнулись, товарищ…
— Сталин.
— А-а-а-а, так это вы произвели фурор в Таврическом дворце! Наслышан-наслышан. Ваши амбиции преобразователя природы наткнутся на бешеное сопротивление всех слоёв общества. Мне страшно представить, сколь огромную диктаторскую энергию потребуется противопоставить отечественной косности и лени, чтобы реализовать хотя бы десятую часть задуманного. Поднять на дыбы наше сонное царство… Красиво, дерзко, но увы — мало реалистично.
— Предложите стреляться заодно с вами, чтобы не мучиться? — улыбка Сталина была похожа на оскал. — Да, Россия слаба и разобщена, поражена коррупцией, обложена кредитами, фактически — колония Запада… Кому-то всё равно придётся чистить эти авгиевы конюшни. Но если очень страшно, всегда можно спрятаться за спасительный суицид…
— Вы считаете, что я праздную труса? — вскинулся Зубатов.
— Считаю, Сергей Васильевич, что стрелять себе в голову солдат имеет право только во исполнение приказа. Во всех остальных случаях — это один из способов дезертирства. К сожалению, я вынужден вас оставить — опаздываю на очень важную встречу. А вы подумайте над моими словами и предложениями. Быть может, тогда пригодится не только первый, но и остальные шесть патронов вашего револьвера.
Из специального вагона на очищенный от снега, вымощенный старинным камнем московский перрон выскочил худощавый, сухопарый брюнет невысокого роста с резкими чертами лица. Копна чёрной, вьющейся шевелюры, высокий лоб, усталое холёное лицо… Молодой человек был щегольски одет. Распахнутое чёрное кашемировое пальто иностранного покроя, небрежно наброшенное на плечи — что для молодого организма лёгкая прохлада? Без головного убора. Наглухо застегнутая белая рубашка с высоким, кокетливым воротником. Чёрные брюки и лакированные туфли. Пенсне… Шагал размашисто, по-хозяйски, лениво оглядывая сонную Первопрестольную.
На выходе из вагона ему услужливо пытался подать руку какой-то важный железнодорожный чин, грузный и статный. Но молодой человек не обратил на него внимания, даже не отмахнулся. Так, не заметил — и всё. Он давно не подавал руки не представленным, не интересным людям, тем более — фигурам малозначащим.
Скромный, тихий мальчик примерного поведения, революционную деятельность Яша Свердлов начал 15 лет назад на Урале, где у него не было ни родственников, ни знакомых, зато существовали интересы международной англосаксонской группировки Лесли Уркварта и Герберта Гувера — производство рафинированной меди на Кыштымских заводах, добыча и разработка полиметаллических руд в Таналыко-Баймакском горном округе, Баймакские золотые прииски.(****)
Там, на Урале, накануне революции 1905 года Свердлов создал организацию под названием «Боевой отряд народного вооружения», ставшую одной из самых кровавых террористических боевых групп в царской России ХХ века. С этого момента отечественные буржуи — конкуренты англосаксонского картеля Уркварта-Гувера — на своей шее почувствовали железную хватку симбиоза местных революционеров с иностранным капиталом, стремительно выпадая из числа тех, “кому на Руси жить хорошо”, а их обесцененные активы живо перекупались и присваивались “правильными буржуями” из числа “наших западных партнёров”.
«Отчаянные уркаганы, — писал Эдгар Хлысталов, — с бубновыми тузами на спине опасались тщедушного очкарика Свердлова. Он оскорблений не прощал. На сохранившемся фотоснимке Свердлов сидит в тюремной камере на нарах впереди "воров в законе", сложив по воровской традиции ноги по-турецки».
“Правильному и справедливому” перераспределению капитала мешала правоохранительная система. Полицейские, вовремя не сообразившие, на чьи проделки нужно закрывать глаза, в первую очередь подлежали “суровому пролетарскому осуждению”. Один из отмороженных беспредельщиков из дружины Свердлова Пётр Ермаков в 1907 году убил городового и отрезал ему голову; другой боевик интеллигентного мальчика Яши — Илюша Глухарь, широко улыбаясь и подходя вплотную к ничего не подозревающим “царским сатрапам”, убивал полицейских с особым “изяществом” — выстрелом между глаз. Бригада Свердлова уверенно переносила классовую борьбу в семью, моделируя гражданскую войну в микромасштабе. Революционер Смирнов, заподозрив жену в том, что она его может выдать, собственноручно расстрелял супругу, чем заслужил особую похвалу от начальника за революционную бдительность.
Все 15 лет Свердлов действовал самостоятельно, не опираясь ни на какие большевистские структуры, которых на Урале в то время фактически не было. Но содержание такой боевой группы — занятие дорогое. Оружие, взрывчатка, явки, документы — всё требовало немалых денег. Кроме накладных расходов, боевики имели весьма неплохое «подспорье». Как писал один из них Подшивалов, каждый дружинник получал ежемесячно 150 рублей — жалование гвардейского капитана.
Всё это время кассиром революционной деятельности Якова Свердлова и его связным с Уолл-стрит являлся родной брат Вениамин — американский банкир, личный друг Джейкоба Шиффа. Наличные пересылались в Россию из Америки при посредничестве Максима Горького, снующего челноком в 1905–1907 годах из России в США и обратно, официально собиравшего деньги на помощь русским революционерам.