Распутин-1917
Шрифт:
— Вы сказали, что переходите к главному…
— Да, конечно! — внутри третьего массивного круга Распутин написал слово “террор”. — С самого начала войны на территории России английская и французская разведки исподволь готовят, вооружают, идеологически обрабатывают группы боевиков, задачей которых является революционная работа “из-за спины бунтующего народа”, вооруженные провокации, физическая ликвидация всех, кто пытается навести порядок и препятствовать сползанию страны в анархию. Группы боевиков строго специализированы. Одни должны, затесавшись в толпу, стрелять в полицейских, другие — в облачении полиции — палить по народу. Есть группы, в обязанности которых входит нарушение линий связи, захват узловых станций, блокирование воинских частей. Самые опасные — группы индивидуального террора. В их задачу входит физическая ликвидация наиболее значимых лиц российского государства.
— Государя? — с ужасом, полушёпотом спросил Непенин.
— Простите, если задену ваши верноподданнические чувства, но император сегодня, к глубокому прискорбию, не является наиболее значимым лицом. Я говорю про офицеров и чиновников, способных прекратить беспорядки и остановить анархию, про инженеров и учёных, организаторов производств, про всех, чьими усилиями государство прирастает, становясь сильным и независимым.
Распутин развернул к собеседникам листок с нарисованным трилистником.
— Не имея возможности объять необъятное, свою задачу вижу в нейтрализации именно третьей, террористической группы. На сегодня она насчитывает порядка двух тысяч активных штыков, но, как любой воинский коллектив, зависит от ключевых персон и связей. Мне частично удалось выявить их организационную паутину, а один из штабов в Стокгольме — даже разгромить.
— Да, Григорий Ефимович, информация о неожиданной, скоропостижной самоликвидации группы Ганецкого дошла и до наших пенатов, — впервые за всё время разговора улыбнулся Вандам. — Значит, главной и единственной вашей задачей на ближайшее время будет ликвидация ликвидаторов?
— Главной, но не единственной, — покачал головой Распутин. — Мы при всем желании не сможем предотвратить предстоящие беспорядки, но чуть-чуть подправить движение революционных масс постараемся… Не менее важной задачей считаю создание условий, при которых продолжение войны станет нелогичным и противоестественным. Но нам для этого необходим хоть какой-то “фидбэк” от вашего германского визави полковника Николаи.
Поредевшая делегация генерального штаба Германии под командованием капитана Кейтеля с самого утра была в сборе. Ждали только полковника Николаи, задержавшегося в посольстве. Офицеры слонялись по тесному холлу гостиницы, в сотый раз пили нестерпимо крепкий кофе и скучали. Унылая зимняя Швеция навевала тоску. Совершенно неожиданные потери личного состава вгоняли в депрессию. Всем хотелось домой, а дальше — хоть в тыл, хоть на фронт, где враг находится строго в определённом направлении, не прячется под партикулярным платьем и не наносит удары исподтишка…
— Господин капитан! — отвлёк Кейтеля от мрачных раздумий голос курьера из посольства, — господин полковник просил передать лично вам это письмо и предупредить, чтобы отправлялись без него. Он вынужден задержаться.
— Хорошо, — Кейтель нехотя принял пухлый конверт и одним движением руки подал команду на выдвижение. Люди зашевелились, разбирая баулы и чемоданы.
— Ну, что еще придумал наш блистательный Вальтер? — задал ожидаемый вопрос стоящий рядом Дёниц.
— Ничего необычного, — пряча пакет в карман, отмахнулся Кейтель, — Николаи, как опытный царедворец, предоставил нам право принести в Берлин дурную весть. Сам же, наверняка, явится, когда сможет сообщить о какой-нибудь оглушительной победе…
— Ты всё сделал, как я тебя просил, Дитрих? — Николаи стоял, не мигая, около узенького окошка и смотрел на позёмку, заносившую чёрные камни шведского побережья Балтики. — Убедился, что они сели на поезд и уехали?
— Яволь, — бодро доложил ординарец, преданно пожирая глазами начальство, — отбыли вечерним рейсом. Вся группа.
— Это хорошо, — безразлично-бесцветным голосом произнес Николаи, — тогда и нам пора. Паром в Россию отправляется через два часа. Твои документы на столе, ознакомься с ними, выучи свою временную фамилию, чтобы не выглядеть по-дурацки на границе. Ты ведь никогда не был в Петербурге? Это красивый город. Тебе понравится…
—--------------
(*) Антанта — от франц. Entente, Entente cordiale — сердечное согласие)
(**) «У России есть только два союзника — её армия и флот» — крылатое выражение, предположительно принадлежавшее российскому императору Александру III.
(***) Этот и другие документы, процитированные в главе — РГИА. Ф. 457. Оп. 1. Д. 892..
(****) Упомянутый доклад датирован 19 января 1917 года.
(*****) Приведён текст подлинного письма губернатора Саратова С.Д. Тверского
(******) Из рапорта начальника Казанского жандармского управления 8 января 1917 г.
Глава 17. Точки над И.
В январе темнеет быстро. В Сестрорецке весь день снежило, сугробы намело под крышу — ни проехать, ни пройти. Железнодорожные бригады из сил выбивались, расчищая пути, но поезда все равно задерживались. Замерзшие извозчики, укрыв попонами лошадок, согревались чем Бог послал, и прилегающую к вокзалу территорию оглашали их пьяные крики. К закату электрические лампочки на входе и в холле санатория над эффектной вывеской про нервных и выздоравливающих несколько раз моргнули, словно простуженно чихнув, и окончательно погасли. Старые добрые свечи на массивных канделябрах, заменившие привычное электрическое освещение, высвечивали своим колеблющимся пламенем лишь часть интерьера, оставляя простор фантазии, создавая идеальные условия для неспешной беседы под грог или коньяк. “Сухой закон”, введенный в Российской империи, никогда не был особо строг, а в январе 1917 и вовсе превратился в необязательную формальность.
— Удивительное дело, Алексей Ефимович, — Распутин перекатывал по бокалу янтарный напиток, ставший “Армянским” в советское время, а в дореволюционное носивший всемирно известную марку “Шустовский”, - везде говорят и пишут, что цивилизация идёт по пути накопления технологий, и в то же время, мы постоянно видим вокруг себя их утрату. Сколько былинных летописей повествуют про медовые напитки, приводившие в детский восторг гостей Древней Руси. И где они? Нет и в помине. Вот так и этот дивный “Шустовский” через полвека выродится в какое-то жалкое подобие, потеряв свой исконный вкус и даже наименование…
— Откуда вы знаете, что будет через полвека? — лицо Вандама, утонувшего в кресле, видно не было, и только рука с бокалом высилась на подлокотнике.
— Назовите это провидением, прорицанием, ещё как-нибудь, но ведь насчёт стоялых медов я прав?
— Прав. Мы действительно на пути к техническому прогрессу что-то теряем. Вполне возможно и то, о чём потом будем горько жалеть. Но разве бывает по-другому? Чтобы что-то обрести, надо чем-то пожертвовать.
— Не знаю. Было бы неплохо, переселяясь в города, не разучиться распознавать птиц по щебету, а взглянув на траву и грибы, уметь отделять съедобные от ядовитых… Технологическая цивилизация — тонкая пленка, нарушить её целостность проще простого. А что после? Представляете себе современный город без отопления, воды, электричества?