Распутин-1917
Шрифт:
— Картинка фантасмагорическая!
— У неё даже название есть — “постапокалипсис”…
— Из разговора с вами у меня складывается ощущение, что вы — пришелец из мира, где уже произошел Армагеддон, и всеми силами пытаетесь предупредить его на этом свете.
— А для этого разве обязательно быть пришельцем? Вот вы, Алексей Ефимович, давным-давно написали: “Хуже вражды с британцами может быть только дружба с ними”. Антанты тогда не было и в помине, а ваши слова подтверждаются ежедневно по прошествию десяти лет… Вы тоже пришелец?
— Нет, я просто очень хорошо изучил британцев во время англо-бурской войны…
— Вот вы и ответили на свой вопрос…
— Вам пора
— Вы хотите, чтобы я рассказал самодержцу всё, что узнал в Швеции?
— Это будет правильно…
— Правильно, но бесполезно, — пробормотал Распутин.
— Что, простите?
— Возможно, вы правы, но сначала хотелось бы закончить здесь. И без вашей помощи мне не справиться.
— Чем могу служить?
— Прошу вас во время моей речи внимательно следить за реакцией собравшихся. Из всех присутствующих надо выделить тех, кто относится к моим словам с наибольшим доверием, а еще лучше — с восторгом и энтузиазмом. Потом сравним результаты наших наблюдений и сделаем выводы.
— Желаете сформировать собственную гвардию?
— Нет, но что-то личное в этом, безусловно, есть. Мне нужны те, кто верит, а не соглашается. Улавливаете разницу?
— Конечно. Хотя общий смысл вашей задумки от меня ускользает. Впрочем, это не так уж и важно…
Собрание в импровизированном офицерском клубе началось ближе к полуночи.
— Когда мы утром встретились, я увидел людей, обиженных незаслуженной отставкой и мечтающих восстановить справедливость, — начал Распутин. Мгновенно смолкли смешки, гудёж и скрип стульев. — Возможно, вам казалось, что всё дело в конкретном чиновнике-штабисте. Стоит только правильно на него воздействовать, и всё можно будет исправить. Вслед за рассказом о предательстве, сановниках и военачальниках, участвующих в заговоре, к обиде присоединилось отчаяние. Оказалось, что тыловая сволочь не одна! Имя ей — легион! “Как можно кому-то верить, если верить никому нельзя? Что делать, когда вокруг Содом и Гоморра?” — читал я немой вопрос в ваших глазах. Сейчас постараюсь на него ответить. Но беседа получится долгой…
Зима располагает к длинным разговорам про жизнь. А тут еще ночь, метель за окном и люди, привыкшие к артобстрелам и свисту пуль, но весьма далекие от политических перипетий. “Если вы не интересуетесь политикой, это ещё не означает, что политика не интересуется вами». Цитата, которую почему-то любят приписывать Бисмарку, на самом деле принадлежит известному проходимцу, афинянину Периклу. Французский писатель Монталамбер чуть позже уточнил: "Вы можете не заниматься политикой, все равно политика занимается вами". Иначе говоря, “куда ж вы денетесь”! Офицеры, оценив это, пришли в клуб послушать, подумать или просто выпить, чтобы заглушить тревогу, вполне понятную живущим на вулкане и ожидающим его пробуждение. Они сидели тихо, внимали прилежно, а Распутин неторопливо продолжал.
— Каждый из вас существует одновременно в двух мало пересекающихся мирах. Как обычные штатские, вы прогуливаетесь под ручку с дамами по бульварам и набережным, общаетесь с детьми и друзьями, ничем не отличаясь от простых людей, если бы ни военная форма и выправка. Однако есть нечто скрытое от посторонних глаз. Оно начинается во владениях бога войны Марса с окончанием мирной жизни. В этом царстве всё по-другому, даже время, то еле ползёт, невыносимо растягивая секунды, то сжимает их невидимым прессом до зубовного скрежета… Не буду долго перечислять,
— А почему “вечные”?
— Потому что ни вчера на свет родились. Эти “цивилизованные прогрессисты” ещё во время Крымской войны в 1853 писали пасквили о русской армии в “Колокол” Герцену и приходили поглазеть на берег финского залива, как британские корабли обстреливают Кронштадт, шумно радуясь каждому удачному попаданию. Позже, во время русско-японской, в 1905 слали письма японскому императору, поздравляя его с победой при Цусиме и со взятием Порт-Артура.
— А сегодня они посылают поздравления Вильгельму?
— Есть честно призывающие всемерно содействовать поражению России. Но гораздо опаснее те, кто ратует за войну до победного конца, исподволь готовя полное разложение и уничтожение Отечества. Я не буду сейчас митинговать на эту тему. Вот проект приказа № 1. Он будет оглашён заговорщиками в случае удачного государственного переворота. Прочитайте внимательно, не торопясь, а потом продолжим…
— Что случилось, Алексей Ефимович? — прошептал Распутин, выйдя за двери с Вандамом, — почему вы так отчаянно жестикулировали?
— Вы мне говорили о том, что вам нужно из толпы выделить ваших поклонников, но, как мне кажется, совершенно забыли про тех, кто может прямо завтра отправиться с полученной информацией в Охранку. А такие, думаю, в зале тоже есть.
— Благодарю за трогательную заботу о моей персоне, — Григорий искренне улыбнулся встревоженному генералу, — но шила в мешке не утаишь, и глупо шифроваться, забираясь на трибуну. Не беспокойтесь. Ничего принципиально нового жандармское отделение не узнает, а репрессии, боюсь, разворачивать уже будет некогда. Прорвёмся…
Распутин с Вандамом недолго отсутствовали в импровизированном офицерском клубе, а по возвращению обнаружили не сонную обстановку вечернего собрания, а бурлящий котёл страстей в процессе перехода от убеждения к рукоприкладству.
— Да мне плевать на форму обращения. Лишь бы оно было уважительным! — горячо убеждал Балахович раскрасневшегося фон дер Лауница. — Что вас так коробит, господин поручик?
— Меня не коробит, как вы изволили выразиться, обращение, — пыхтел потомственный остзейский барон, — меня задевает и ранит смерть вековых устоев!