Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
Уилф закончил книгу. Он сидел, откинувшись в большом кресле и вытянув ноги, и в каком-то трансе и изнеможении глядел на лежащую перед ним на столе рукопись: триста семьдесят две страницы отпечатанного через два интервала текста.
Но кто станет печатать книгу? Конечно, у него нет того клокочущего таланта, какой был, скажем, у Лоуренса, но и его мир реален, характеры резки и суровы. Получилась хорошая книга! Он вскочил и начал бродить по комнате, изредка бросая на рукопись косые взгляды. На лице то и дело вспыхивала глуповатая счастливая улыбка — ничего он не мог с этим поделать.
Маргарет сидела в баре в холле гостиницы «Принц Уэльсский». Перед ней стоял джин и лимонная. В соседнем баре дела шли намного лучше, а здесь было спокойно и тихо. Яркий свет над головой освещал почти пустое помещение. В центре сидели полногрудая видавшая виды блондинка и худосочный мужчина с темным подбородком; она сбрасывала пепел с сигареты, на пальцах поблескивали кольца. У дальней стены разместилась группа из четырех парней лет по девятнадцать, двое в спортивных куртках, а у одного на шее желто — зеленый студенческий шарф — они пили пиво; по тому, как они сначала дружно наклонились вперед, потом откинулись назад и захохотали, она поняла, что они обмениваются анекдотами. У стойки бара стояли двое представительных мужчин, оба в дорогих костюмах, и договаривались о какой-то сделке. Прошло еще несколько минут. В бар вошел Уилф. Увидел Маргарет, помахал рукой, потом показал пальцем на ее бокал и удивленно поднял брови. На лице его появилось такое милое, несерьезное выражение, что она улыбнулась в ответ и подняла бокал, чтоб он увидал — полный. Он опять махнул рукой, повернулся и пошел к бару. С кружкой пива в руке он направился к ее столику. Она смотрела на него: он был такой непривычно нарядный, в сером пальто реглан и новом костюме из темно — зеленого твида, купленном на январской распродаже.
— Привет, милая.
«Милая». Это ласковое слово он не задумываясь бросал всем: барменше, продавщице или девчонке с местной текстильной фабрики. Интересно, с каким нежным словом обратится он к любимой женщине? Он не из тех мужчин, которые станут называть свою подругу «дорогая».
— Давно ждешь?
— Да нет, минут десять. Смогла уйти только в девять.
— Однако они там на тебя насели. Три раза в неделю сидишь до вечера.
— Да это только пока запарка не кончится. А потом работа мне нравится. В конце недели платят сверхурочные, тоже хорошо.
— Да, монетки всегда нужны.
Маргарет вынула сигареты из сумочки, протянула ему одну. Он отрицательно покачал головой.
— Нет, спасибо. Вот разве сигару.
— Извини, конечно, но сигар у меня с собой нет.
— Пойду куплю.
Он с деловым видом сходил к стойке. Вернулся, снял с длинной сигары целлофан. Она зажгла ему спичку, и скоро вокруг них клубилось ароматное облако.
— Как пахнет приятно, — сказала она, вдыхая дым.
— Еще бы, каждая затяжка — два пенса.
— У тебя праздник?
— Нет, захотелось ни с того ни с сего.
— А что, прекрасная причина.
Ее забавляло, с каким важным видом оп курит сигару.
— Да, к сигарам я пристраститься очень даже не прочь.
— Сначала надо стать знаменитым писателем.
Он состроил рожу.
— Вот когда покутим!
— Ну, что твоя встреча? Собираются организовать клуб?
— Организовать-то они организуют, но меня в нем не будет.
— Ах, даже так.
— Можешь считать меня самым что ни на есть наивным человеком. В общем, я ожидал слишком многого, а там, знаешь, такая публика — пишут одну чушь, статейки о содержании цветов на балконе — ну, ты меня понимаешь. Были там двое, хорошо зарабатывают на рассказиках для женских журналов. По сравнению с ними мои достижения выглядят бледно. Но ни единого серьезного человека.
— Что, одни женщины? — спросила Маргарет. Уилф кивнул:
— Как ты догадалась? Да, одни домашние хозяйки всех возрастов. В перерывах между пеленками и мытьем посуды строчат рассказы на больничные темы. Ты пойми меня правильно: на свете есть прекрасные писательницы, но эта публика просто ничего не смыслит! Я не встретил там никого, кто хоть читал что-нибудь! Попробовал завести разговор о Лоуренсе, а на меня так вежливо смотрят — и молчат. Надеялся я встретить там, так сказать, родственные души, а чувствовал себя так, будто по ошибке забрел на курсы кройки и шитья.
— О себе ты им говорил?
— Всех опрашивали, собирали информацию, а когда дошли до меня, я сказал, что пишу роман. Что за роман? Ну, я ответил — обыкновенный роман. Тогда спросили, есть ли у меня опубликованные вещи, я им сказал: были радиопередачи и еще очерк в «Этюде». Они на это — н — да. Судя по всему, произвело на них какое-то впечатление. Но тут одна девица, которая сидела рядом со мной и все время демонстрировала коленки, заявляет, что продала в журнал «Милая девушка» сразу шесть рассказов по пятнадцать гиней за штуку. После этих ее слов я сразу ушел в тень. Если в городе и есть настоящие писатели, они, думаю, сидят себе дома и не отходят от машинки. И если поразмыслить, оно и есть лучшее времяпрепровождение, а вся эта болтовня о писательском труде самому писателю никакой пользы не приносит. Главное — писать, а в этом ты одинок. Никто тебе не поможет.
— Ну, а общение с людьми — у которых такие же, что у тебя интересы, проблемы, — это же стимулирует работу, подталкивает: иди пиши!
— Эта публика не могла б меня подвигнуть на сотворение списка белья для прачечной.
— Больно уж ты нетерпимый и резкий.
— Возможно. А я всегда говорил: неудачи делают человека резким и нетерпимым. Легко быть великодушным, когда все хорошо.
Маргарет чуть не подпрыгнула от возмущения.
— Как ты можешь сейчас рассуждать о неудачах? Не рано ли? И вообще — почему неудачи? Рассказ прочли по радио, опубликовали, ты написал роман, настоящий роман, и он искренней, лучше всех книг, которые я читала в последнее время.
— О нет, вы говорите так лишь потому, что любите меня, — возразил он шутливо.
Она быстро опустила глаза. «Да, я тебя люблю», — захотелось сказать в ответ.
Отношения их достигли стадии платонической любви и застыли на этой точке. Она спрашивала себя: может, в манере ее поведения есть что-то, удерживающее его на расстоянии? А может, она для него всего лишь приятель, который по случайности принадлежит к женскому полу? Ведь он даже ни разу ее не поцеловал.
— Я говорю тебе то, что любой сказал бы на моем месте. — Она подняла голову. — Помню, я тебе чуть глаза не выцарапала, пока ты согласился дать почитать. Но ведь из этого совершенно не следует, что я стану хвалить твой роман, если он мне не понравился.
— Ты знаешь, я очень ценю твое мнение…
— Спасибо. Ты ведь давно отослал рукопись?
— Два месяца назад. Точнее, восемь недель и три дня.
— По крайней мере, это значит, что книгу читают внимательно.
Он погасил остаток сигары, на какое-то мгновенье у него помрачнело лицо, потом он сказал:
— А, черт, с тобой играть невозможно! — Засунул руКу во внутренний карман пиджака и достал конверт. — Сегодня пришло.
Она развернула письмо. Наверху страницы стояло: «Издательство „Томас Рэнсом лимитед“. Лондон». Дальше шел текст: «Уважаемый сэр, мы с интересом ознакомились с рукописью Вашего романа „Горькие рассветы“ и считаем, что роман написан умело, в нем хорошо очерчен сюжет, что, несомненно, свидетельствует об определенных писательских способностях. В особенности это относится к диалогам. Но, взвесив все свои возможности, мы пришли к выводу, что по своему содержанию, по тому, кого вы сделали главным героем, роман этот может быть рассчитан на слишком узкий круг читателей, ввиду этого мы не можем принять его к публикации. Благодарим Вас за присланную рукопись и возвращаем ее Вам отдельной бандеролью».