Рассказ о брате (сборник)
Шрифт:
— О, моя любимая, моя малышка. Думаешь, я не хочу того же? Хочу. Очень хочу. Но не сразу. Я буду ходить и вспоминать твои поцелуи. Я пойду с тобой в кино, буду сидеть рядом и держать тебя за руку, а потом в толпе ты поглядишь на меня, а я пойму, что говорят твои глаза. Я хочу тебя всю, но сначала я хочу надежду.
Она отвернулась.
— Знаешь, ты будешь не первым.
— Но и ты тоже не первая.
— Да, да, я знаю.
— О Поппи?
— Да.
— А я все думал, догадываешься ты или нет? Но там у нас все было по — другому.
— Да, если бы было так, как у нас, ты бы наверняка съехал. Со мной тоже раньше так никогда не было.
— Ты любила его?
— Мне казалось, что любила. Да, любила. Только он был женат, а я не знала об этом.
— И поэтому ты приехала сюда?
— Я была так расстроена, в душе кавардак. Нужно было уехать, прийти в себя. До приезда в Лондон я жила очень замкнуто. Мои дядя и тетка очень тихие и мягкие люди, бездетные, они взяли меня к себе, когда мне было девять. Большое событие — в их возрасте взять ребенка. Да еще такого, как я. Я была довольно резкая и грубая. Я даже ругалась. Был период, даже хотела стать мальчишкой: тайно дружила с компанией ребят.
Он спросил о жизни до Эмхерста и, когда она начала рассказывать, обнял ее и прижал к себе. Она рассказала обо всем: об отце, Лауре, брате и сестре. Пo — детски торжественным тоном, без всякой жалости к себе. И он удивленно понял, что под личиной сдержанной и немного холодной женщины прячется маленькая девочка, ищущая любви, любви, которой ей так не хватало в жизни. И вот он держит в объятиях эту девочку, а она доверчиво делится с ним своей болью.
— Поедем в воскресенье к нам домой? Я тебя познакомлю с мамой.
— А она не злая, твоя мать?
Он весело хмыкнул.
— Иногда и позлиться может. Но ты ей понравишься. Только не напускай на себя вид холодной неприступности.
— А у меня вид холодной неприступности?
— Не совсем, конечно. Но когда тебе кажется, что кто-то посягает на твои права, ты сразу принимаешь вид высокомерной недотроги — этакая дочь пэра.
Она расхохоталась.
— Да, да, знаю. Я за собой послежу. Это у меня защитный механизм, я его выработала еще в Эмхерсте. Сначала трудно было там ужиться…
Она взяла его за руку, чтоб взглянуть на часы.
— Час ночи.
— В это время вся респектабельная публика давно спит.
— А мы с тобой тоже респектабельные. Можно сформулировать так: в своей холостяцкой квартире он отверг притязания юной особы.
— Слушай, пожалуйста, не надо. Я совсем не хотел проверять на себе свою моральность. У нас будет свой час, будет, когда надо.
— Я понимаю тебя, — ответила она. — А ты перед сном будешь думать обо мне?
— Не уверен, засну ли сегодня.
— И я буду думать о тебе. Утром я открою глаза, сначала решу, что ничего не изменилось, утро как утро, а потом вспомню…
Он нежно поцеловал ее и стал вылезать из кресла.
— Мурашки, чертовы мурашки.
Он попрыгал, стараясь восстановить в ноге кровообращение. Она тоже встала, поправила прическу и одернула свитер. Потом бросилась к нему, обхватила, всем телом прижалась, спрятав лицо у него на груди.
— Маргарет, любимая, что с тобой?
— Ничего, — ответила она еле слышно. — Я просто глупая девчонка.
— Ты испугалась?
Она кивнула не отрывая головы.
— Я тоже боюсь немного. Никогда не мог себе представить, что все будет вот так.
Она снова прижалась к нему, потом отодвинулась и стала надевать туфли.
— Ты пошлешь роман?
— Ну, делай свое дело. — Он протянул ей ежегодник, уже раскрытый на нужной странице.
— О боже, сколько их тут! Они ж не могут быть все хорошими. Ладно, как тебе понравится вот этот?
Он обнял ее за плечи и поглядел, куда указывает палец.
— Хорошо. Как только получу рукопись, отошлю по этому адресу.
Он вложил свой стиснутый кулак ей в ладонь.
— Вот здесь моя жизнь, — сказал он, — в моей руке. — Расправил пальцы и приложил ладонь к ладони. — Я отдаю ее тебе.
— Надолго?
— Это решать тебе.
— Ну а ты понимаешь, что ты мне сейчас говоришь?
— Я понимаю.
— Пойду… Спокойной ночи, любимый.
Он открыл перед ней дверь.
— Ой, я собирался включить тебе свет, а здесь все зажжено.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но не успел этого сделать, она отпрянула и повернула голову.
— Что такое?
— Мне показалось, я услыхала что-то.
— Ветер.
— Нет. — Она напрягла слух. — Нет, не ветер, послушай.
Он услыхал, как на улице воет ветер и грохочет по крыше. Постукивала неплотно закрытая входная дверь, и по кафельному полу струился поток холодного воздуха.
Тут Маргарет снова схватила его за плечо.
— Вот, опять. Разве ты не слышишь? Наверху. Похоже… похоже, кто-то стонет!
— Честно говоря, я ничего, кроме ветра, не слышу. Может, труба в ванной?
Она все еще держала его за плечо, но теперь уже не так крепко. Он сделал шаг по направлению к лестнице, она, ухватив его за руку, пошла рядом.
— Подожди меня здесь.
Он тихо поднялся по лестнице. Если там что-то не так, придется придумывать объяснение, а то она не заснет.
На лестнице было темно, но дверь в комнату Поппи стояла открытой и внутри горел свет. Он постоял на площадке, прислушиваясь. Здесь, наверху, ветра почти не было слышно. Раз горит свет и открыта дверь, значит, Поппи не спит. Но где тогда Суолоу? Внизу тоже никого нет. Уилф сделал несколько шагов к двери и уже поднял было руку, чтоб постучать, как вдруг услышал тот самый звук, который Маргарет уловила, стоя там, внизу.