Расскажи мне, как живешь
Шрифт:
Однажды утром за завтраком, взглянув на Бампса, я спрашиваю Мака, не нужна ли ему более мягкая подушка.
«Не думаю, – говорит Мак несколько удивленно, – а что, с моей что-нибудь не так?»
Я бросаю торжествующий взгляд на Бампса, он ухмыляется.
«Я вам не поверил, – признается он позднее. – Я думал, вы просто рассказываете сказки про Мака, но он просто невероятен. Ничего из того, что у него есть или что он одевает, похоже, никогда не пачкается, не рвется, не делается неопрятным. И как вы говорите, у него в комнате нет ничего, кроме пледа и дневника, даже книжки. Я не знаю, как ему это удается».
Я
Михель внезапно начинает бить по Мэри огромным молотком под самым окном, и Бампс вылетает как ракета, чтобы велеть ему прекратить!
Сейчас, когда настала жара, Макс и Бампс являют разительный контраст в одежде. Бампс снял с себя все, что мог снять. Макс, следуя обычаю арабов, одел все, что можно. Он тепло одет в толстое твидовое пальто с поднятым воротником, и кажется, совершенно не чувствует солнца.
Мак, как мы замечаем, даже не обгорел на солнце!
* * *
Жгучий момент «Раздела» теперь подступает очень близко. К окончанию сезона директор Services des Antiquites[87] приезжает сам или присылает представителя для раздела находок этого сезона.
В Ираке предметы рассматривались по одному, и это занимало несколько дней. Однако в Сирии система много проще. Максу предоставлено право разделить все найденное на две части по своему усмотрению. Затем приезжает представитель Сирии, рассматривает эти две коллекции и выбирает, которую из них он оставляет для Сирии. Другая затем упаковывается для отправки в Британский Музей. Любые особо интересные предметы или что-то уникальное, оказавшееся в сирийской половине, обычно предоставляется ими на время, чтобы можно было это изучить, экспонировать, сфотографировать и т. д. в Лондоне.
Главная агония – это создать эти две коллекции. Вы с неизбежностью должны лишиться некоторых вещей, которые вам отчаянно хочется сохранить. Хорошо, тогда вам надо сбалансировать их на другой половине. Макс призывает нас всех на помощь, когда он по очереди делит каждый тип объектов. Два набора каменных и бронзовых орудий, два набора амулетов и т. д. Керамика, бусы, костяные предметы, обсидиан. Затем, по одному, каждого из нас зовут в комнату.
«Ну, которую из двух половин ты бы взяла? А или Б?» Пауза, пока я разглядываю обе половины. «Я бы взяла Б».
«Взяла бы Б? Хорошо. Пришли Бампса».
«Бампс, А или Б?»
«Б».
«Полковник?»
«А, несомненно».
«Мак?»
«Я думаю, Б».
«Хм, – говорит Макс. – Очевидно, Б слишком сильно».
Он перекладывает прелестный каменный амулет в виде головы лошади из Б в А, положив вместо него довольно бесформенную овцу, и делает еще несколько перемещений.
Мы входим снова. На этот раз мы все выбираем А.
Макс рвет на себе волосы.
Под конец мы теряем всякое представление и о ценности, и о внешнем виде.
В то же время все пребывают в состоянии лихорадочной активности. Бампс и Мак рисуют, как одержимые, и носятся на городище, составляя планы зданий. Полковник не спит до глубокой ночи, классифицируя и снабжая этикетками то, что их еще не имеет. Я прихожу и помогаю
«Голова лошади – стеатит, 3 см».
Я: «Это баран».
«Нет, нет, посмотрите на узду».
«Это рог».
«Эй, Мак, что это?»
Мак: «Это газель».
Полковник: «Бампс – как бы вы это назвали?»
Я: «Баран».
Бампс: «Похоже на верблюда».
Макс: «Там не было верблюдов. Верблюды гораздо более современные животные».
Полковник: «Ну а как вы скажете, что это?»
Макс: «Стилизованная букрания!»
И так это продолжается, тут и разные загадочные маленькие амулеты, изображающие почки, и различные непонятные и двусмысленные амулеты, которым осторожно дается удобное название «объект культа».
Я проявляю и печатаю и стараюсь, чтобы вода была прохладной. Большую часть этой работы я делаю рано утром, около шести утра. В середине дня теперь очень жарко.
Рабочие расползаются с каждым днем.
«Уже сейчас уборка урожая, Хвайя. Нам надо идти».
Цветы давно пропали, их съел пасущийся скот. Все теперь одинакового тусклого желтого цвета на городище. Вокруг него на равнине пшеница и ячмень. В этом году хороший урожай.
* * *
Наконец наступает роковой день. Месье Дюнан и его жена приезжают сегодня вечером. Они наши старые друзья, мы их навещали в Библе, когда были в Бейруте.
Наступает вечер; великолепный (или то, что мы считаем великолепным) обед готов. Хайю выкупана. Макс в последний раз, с агонией, оглядывает две доли, разложенные для обозрения на длинных столах. «Я думаю, так все сбалансированно. Если мы теряем этот прелестный амулет в виде головы лошади и эту необычную цилиндрическую печатку (чертовски интересную!), ну, тогда мы получим лучшую Богиню-Мать с Чагара и амулет в виде двойной секиры и этот очень изящный горшок с резным орнаментом... Да, но, конечно, в другой половине тот ранний расписной горшок. Ох, черт, теперь уж пусть так остается! Которую вы бы выбрали?»
Просто из человечности мы отказываемся играть в эту игру дальше. Мы говорим, что просто не в силах решить. Макс грустно бормочет, что Дюнан очень тонкий судья. «Он выберет лучшую половину, это уж точно».
Мы решительно уводим его.
Часы идут. Наступает ночь. Никаких признаков Дюнанов.
«Интересно, что могло произойти, – размышляет Макс. – Конечно, они, как все тут, ездят со скоростью миль девяносто в час. Надеюсь, несчастного случая не было».
Десять часов, одиннадцать часов. Никаких Дюнанов.
Макс начинает сомневаться, не могли ли они поехать на Брак вместо Чагара.
«Но нет же, конечно. Они знают, что мы живем тут».
В полночь мы сдаемся и идем спать. Люди стараются не ездить после наступления темноты в этих краях.
Через два часа становится слышен шум мотора. Слуги выбегают и в волнении зовут нас. Мы выбираемся из постелей, натягиваем что-то на себя и выходим в гостиную.
Это Дюнаны, и они действительно уехали по ошибке в Брак. Выезжая из Хоссеке, они спросили, куда ехать на «раскопки древностей», и человек, который сам работал только на Браке, направил их туда. Они сбились с дороги и довольно долго искали Брак. Когда они добрались туда, с ними отправился проводник, чтобы показать дорогу через пустыню на Чагар.