Рассказы (Блог автора в “ЖЖ“, 2008-2010)
Шрифт:
А потом наступает момент, когда в кабинет к Полу Ленски входит очередной impersonal, и на датчике личного физиосканера тревожно загорается красная лампочка.
Это означает, что когда-то этот человек, будучи иваном демидовым или васей ветровым, что-то сделал в метро. Может, на ногу наступил, а может выругался грубо — и попал в поле зрения самых новейших приборов распознавания личности. Его занесли в личную базу данных Пола Ленски, где он и покоился в ожиданни, когда его тело попадет в кабинет биографа.
И вот он переступает порог, лампочка загорается и пока impersonal называет свой код и возраст с профессией, Пол Ленски
— Сергей Сергеевич Сергеев, ты пассивный гомосексуалист и был им всю свою жизнь. Если ты действительно хочешь услышать про свое детство, то я с удовольствием тебе расскажу про него. И начну пожалуй с папаши-педофила и бешеной собаки…
И вот понурый Сергей Сергеев уходит, а Пол Ленски ухмыляется ему вслед, совершенно не волнуясь насчет падения рождаемости. В конце концов, ничего ему не мешает сказать следующему посетителю, что у него три любовницы и еще жена, жаждущая детей больше всего на свете.
А пидарасы должны быть наказаны по заслугам.
Ромкин рассказ
Музыка:
Squirrel Nut Zippers — bad bussinesman
ГОЛОД
Сначала у него закончилось мясо. Курица, немного свинины и кусок сала, отправившийся в сковородку вместе с картошкой, луком и укропом. Шкварки из него были изумительны. Мда… были…
Хлеб, макароны, крупы, сахар-соль-перец, лавровый лист, кожаная куртка и три пары туфель… Суп из последних по вкусу почему-то напомнил уху.
Два таракана и четыре мухи. Фуууу, бля, гадость! Гадость? Ну это смотря когда посмотреть.
Электропроводка не имела вкуса и запаха, но зато имела разный цвет. В отличие от побелки, использованной вместо муки, когда он делал блинчики их обоев.
Дерево есть можно. С железом сложнее.
Потом было жаркое. Чудное жаркое и бульон. Недосоленный, правда (соль закончилась вместе с туфлями), но ведь мясной бульон! И жаркое не из долбаного линолеума, а из мяса.
Ушел голод, пришла боль. В левой ноге. Он вспомнил, кажется, это называлось фантомной болью. Чтобы отвлечь мозг от левой ноги, пришлось добавить в рацион котлеты и отбивные. Правая нога закончилась так же быстро, как и левая.
После ног были руки. Потом пришлось есть сырое мясо, так как готовить ему было нечем. Почки, печень, сердце — короче, весь ливер. Ребрышки (почти такие же вкусные, как свиные).
Потом он съел глаза и уже не мог видеть, как оголодавший рот жадно сжирает губы, пытаясь добраться до самого себя.
Сытая челюсть, отполированная острыми клыками, еще долго отрыгивала, валяясь на железобетонной плите среди обрывков линолеума.
2 ноября, 2008Лампочка и сигарета
Разговор этот завел Лева Зильберштейн, после трех партий в шахматы, когда уже стемнело, а возиться с удлинителем и выносить лампу было еще лень. Развалившись на своем уличном стуле и уставившись в серое небо, Лева глубокомысленно изрек:
— Мы сейчас с тобой летим.
— Куда? — на автомате спросил я, придумывая причину, почему именно Лева должен принести из дома свою лампу, а не я свою.
— Не куда, а когда. — ответил Лева. — Мы летим в будущем. Причем летим с постоянным ускорением, которое растет c геометрической прогресcией.
За забором было слышно пьяное пение Гориллыча. Судя по тому, что к нему примешивался лай Тужурки, Гориллыч снова выгнал ее из будки и забрался туда сам. Впрочем, Тужурка может лаять на все, что угодно. Непонятно, что в ней Рекс нашел.
— С таким ускорением можно и уебаться куда-нибудь. — заметил я.
Лева — интеллигент. Поэтому он сначала поморщился, что было заметно даже без света, а потом сказал:
— Мы не живем настоящим и никогда не жили. Мы всегда жили в будущем. И сейчас сквозь него летим. Поэтому нашу жизнь уместно сравнивать с полетом. Я сейчас не про нас с тобой говорю, а про все человечество.
— Слышь, человечество, лампу вынеси. — пробурчал я. — У моей провод перегорел.
— Ты сильно удивишься, если увидишь завтра на прилавках одежду с климат-контролем, саморазгоревающиеся консервы и какие-нибудь бесконечные зажигалки? — неожиданно спросил меня Лева. — Если утром включишь новости и услышишь про первую колонию на Марсе? А как ты думаешь, через сколько лет ты услышишь о том, что люди смогут передавать информацию напрямую, и для этого им не понадобится телевидение или интернет? Знаешь ли ты о том, как сильно изменится мир твоих ценностей после того, как в твоей ванной комнате появится молекулярный душ?
Зехеры, которые любит исполнять Лева, мне хорошо знакомы. Только что я проиграл три сотни, и теперь Лева тщательно засирал мне мозги, оттягивая время, чтобы уйти домой с наживой. Поэтому я снова попросил его вынести лампу.
Однако Лева в ответ исполнил кое-что новенькое. Он достал из кармана лампочку, взял ее тремя пальцами, чуть вытянул руку в сторону… и лампочка зажглась.
— Хера се! — воскликнул я и сигарета, вывалившись из моего рта, упала на новые спортивные штаны. Я подскочил, пытаясь сбросить сигарету прежде, чем она проделает в штанах дырку, неловко взмахнул рукой. Лампочка вылетела из Левиной руки и тут же погасла.
В следующую секунду мы услышали характерный звук лампочки, бьющейся о кирпичную стену.
— Как ты это сделал?!
— Зачем ты это сделал?!
Эти два вопроса мы задали друг другу одновременно, после чего я уставился на Леву в немом восхищении. Лева натуральным образом светился. Таким слабым мутным, слегка зеленоватым цветом.
— Лева, ты…
— Я не Лева, дурак! — ответил мне Лева и стал на моих глазах растворяться в воздухе, меняя к тому же внешность. — Лева спит.
— А ты кто? — растерянно прошептал я, уже догадываясь.