Рассказы и очерки (1850-1859)
Шрифт:
Ответа нет. Еще один старик, в постели, поворачивается на другой бок и кашляет.
– Как вы себя чувствуете?
– обращаемся мы к нему.
Этот старик ничего не отвечает, зато другой старик, высокий, с очень хорошими манерами и очень правильной речью, выходит откуда-то и вызывается дать нам ответ. Ответ здесь почти всегда исходит от добровольца, а не от того человека, на которого мы смотрим и к которому обращаемся.
– Мы очень стары, сэр, - мягко и внятно звучит его голос.
– Большинство из нас уже не может хорошо себя чувствовать.
– А как вам тут живется?
– У меня нет жалоб,
– Легкий кивок головой, легкое пожимание плечами и что-то вроде извиняющейся улыбки.
– Еды хватает?
– Как вам сказать, сэр; у меня плохой аппетит.
– Тем же тоном, что и раньше.
– И все-таки я легко справляюсь со своей порцией.
– Однако, - я показываю ему на миску с воскресным обедом: куском баранины и тремя картофелинами.
– Так не умрешь с голоду?
– Конечно, нет, сэр, - тем же извиняющимся тоном.
– Не умрешь.
– Чего бы вы хотели?
– Нам дают очень мало хлеба, сэр. Ужасно мало хлеба.
Надзирательница, которая уже стоит рядом со спрашивающим, потирая руки, вставляет: "И правда, что маловато, сэр. Им положено шесть унций в день; а когда позавтракают, много ли там останется на вечер?"
Еще один старик, который до того был невидим, поднимается с постели, как из могилы, и смотрит на нас.
– А чай вам дают по вечерам?
– Вопрос обращен к старику с правильной речью.
– Да, сэр, по вечерам нам дают чай.
– И вы приберегаете, сколько можно, хлеба от завтрака, чтобы съесть его с чаем?
– Да, сэр, - если можно приберечь хоть сколько-нибудь.
– Так вы, значит, хотели бы больше хлеба к чаю?
– Да, сэр.
– Лицо у него при этом очень встревоженное.
Тот, кто спрашивал, по доброте сердечной немного смущен и меняет тему разговора.
– А что сталось с тем стариком, который раньше лежал на той постели в углу?
Надзирательница не может вспомнить, о каком старике идет речь. Тут перебывало столько стариков! Старик с правильной речью задумывается. Призрачный старик, который воскрес в своей постели, говорит: "Билли Стивенс". Другой старик, который до тех пор сидел, ссутулившись, над самым очагом, пискливо выговаривает:
– Чарли Уолтерс.
Это вызывает какое-то слабое подобие интереса. Вероятно, Чарли Уолтерс был занимательным собеседником.
– Он умер, - говорит пискливый старик.
Пискливого старика поспешно оттесняет еще один с прищуренным глазом, который говорит:
– Да! Чарли Уолтере умер на этой постели и... и...
– Билли Стивенс, - упорствует призрачный старик.
– Нет, нет! И Джонни Роджерс умер на этой постели, и... и... оба они умерли, а Сэмюел Бойер...
– это ему кажется чрезвычайным событием, - тот ушел!
После этого он умолкает, и все старики, утомленные беседой, тоже умолкают, а призрачный старик возвращается в свою могилу и уносит с собой тень Билли Стивенса.
Когда мы направляемся к двери, еще один старик, которого мы раньше не видели, охрипший старик в фланелевом балахоне, вдруг оказывается перед нами, точно вырос из-под земли.
– Прошу прощения, сэр, дозвольте сказать слово.
– Да, что такое?
– Я стал поправляться, сэр. А чтобы совсем было хорошо, - он показывает рукой на свое горло, - мне бы немного свежего воздуха, сэр. Это мне всегда шло па
Кто, окинув взглядом эти гнетущие картины страдания и немощи, мог усомниться в том, что старику было бы на пользу повидать что-то другое, убедиться, что есть и что-то другое на земле? Кто не удивился бы, что эти старики могут жить так, как они живут? Что связывает их с жизнью; какие крохи чего-то интересного и занимательного могут они подобрать с этого скудного стола? Описывал ли им когда-нибудь Чарли Уолтере те дни, когда он дружил с девушкой, которая теперь превратилась в одну из нищих старух? Рассказывал ли им Билли Стивене о том времени, когда он жил в далекой, совсем иной стране, которая называлась "родной дом"?
Крохотный обожженный ребенок, который тихо и терпеливо лежал в соседней комнате, обложенный корпией, и, услышав наше ласковое обращение, взглянул на нас ясными, кроткими глазами, тоже, казалось, знал все это, то есть, все душевное и ласковое, что надо знать людям; он тоже считал вместе с нами, что сиделки из пауперов больше способны сочувствовать больным и лучше относятся к ним, чем обычные больничные сиделки; казалось, размышляя о будущем некоторых детей постарше, спавших вокруг него, он пришел к выводу, что ему лучше умереть, и без боязни думал о множестве гробов, заготовленных внизу, в кладовой, и о своем безвестном товарище, подкидыше, который упокоился на крышке сундука, под простыней. Но в его маленьком личике было еще что-то, грустное и молящее, словно среди размышлений над всей этой жестокой необходимостью или нелепостью он просил за старых и беспомощных бедняков, просил для них немного больше свободы - и немного больше хлеба.
ГЕНИЙ ИСКУССТВА
Перевод Н. Вольпин
Я холостяк и занимаю довольно мрачную квартиру в Тэмпле [10]. Вход со двора - если назвать двором квадрат между четырьмя высокими домами, как есть колодец, только что без воды и без ведра. Живу я на самом верху, среди черепицы и воробьев. Как тот человечек из детской песенки [11], я живу "сам по себе", и свой хлеб и сыр, сколько у меня его бывает - а бывает его не много, - я держу на полке. Вряд ли нужно добавлять, что я влюблен и что отец моей очаровательной Джульетты противится нашему союзу.
Я сообщаю эти подробности, как предъявлял бы рекомендательное письмо. Теперь, когда читатель со мной познакомился, он, может быть, окажет мне такое снисхождение и выслушает мой рассказ.
У меня от природы мечтательный склад ума; а избыточный досуг (по роду занятий я адвокат), в сочетании с привычкой прислушиваться в одиночестве к воробьиному чириканью и шелесту дождя, усилил во мне эту наклонность. На моей "верхотурке" слышно, как зимней ночью завывает ветер, когда в нижнем этаже человек уверен, что погода самая тихая. От тусклых фонарей, посредством которых наше почтенное общество (надо думать, еще не осведомленное о новом изобретении, носящем название газа) делает зримой всю мерзость площадок и лестниц, только гуще становится мрак, всегда гнетущий мою душу, когда я вечером возвращаюсь домой.