Рассказы и повести
Шрифт:
– Ну, знаете! – аж задохнулась от гнева Жигалина.– Вы… Вы думаете, что говорите?! У меня муж, ребенок!…
– О них вы почему-то забыли, когда обеспечивали алиби Иванову, занимаясь подлогом,– парировал следователь.
Жигалина накинулась на следователя с бранью и оскорблениями, грозила, что будет жаловаться за клевету и ложь. Олег Петрович был готов к этому и молча выслушал ее, дав выговориться. Затем он предъявил показания сослуживцев и других свидетелей, заключения экспертизы. Но Жигалина отказалась отвечать на вопросы Шляхова.
Так продолжалось
Жигалина призналась, что по просьбе Иванова положила в клинику Шухмина, подделав при этом соответствующие документы. В свою очередь, показания Шухмина должны были подтвердить алиби Иванова. Подтвердила она и то, что по ее просьбе была выписана карточка в кабинете физиотерапии. Одним словом, она полностью шла на поводу Иванова, с которым состояла в любовной связи. Таким образом, алиби матерого и хитрого преступника рухнуло.
Руководству клиники было послано представление, в котором отмечались серьезные нарушения дисциплины в больнице, из-за чего в ней долгое время скрывался опасный преступник.
В отношении Жигалиной было возбуждено уголовное дело. Ей предъявили обвинение в злоупотреблении служебным положением и должностном подлоге. Следствием не было установлено, что Жигалина знала о преступной деятельности Иванова.
– Ну что ж,– сказал Шляхову подполковник Довжук, когда Олег Петрович положил ему на стол материалы по делу.– Считайте, что экзамен вы выдержали на «отлично»… Зайдите, пожалуйста, к Папахину – вас ждет очередное задание…
Прошло пять лет… Сегодня Олег Петрович Шляхов – следователь Главного следственного управления МВД СССР. Новые задания… Новые экзамены…
ВОР
– Захар Петрович, к вам просится на прием Карцев,– сказала секретарь прокуратуры, заглянув ко мне в кабинет.– Говорит, вы его знаете…
– Виталий Васильевич?
– Да.
– Пусть войдет,– сказал я.
Карцев… Первый раз мы встретились с ним на заседании городского координационно-методического совета по правовой пропаганде.
Совещание с самого начала потекло в скучном, малоинтересном русле. И тон всему задал докладчик. Он обрушил на слушателей лавину цифр. Сколько лекций прочитано в трудовых коллективах города, сколько по месту жительства, в парках, кинотеатрах. Потом шла раскладка по темам.
Аудитория явно заскучала, хотя все делали вид, что слушают с вниманием.
Бодрый, оптимистичный голос докладчика призван был доказать, что дела обстоят как нельзя лучше.
Начальник уголовного розыска городского управления внутренних дел подполковник Вдовин, сидевший рядом, шепнул мне на ухо:
– Лекций читают все больше, а количество правонарушений почему-то не сокращается…
Докладчик отлично знал об этом, но нисколько не смущался.
Началось обсуждение доклада. Выступил судья Столетов. Молодой, с университетским значком.
«Ну уж он-то внесет, наверное, свежую струю»,– подумал я.
И ошибся. После двух-трех фраз его потянуло в накатанную колею. Опять замелькали цифры, фамилии.
Другие выступающие были не лучше. Я уже ловил себя на мысли, что жаль зря потраченного времени и сижу тут не ради дела (в общем – важного), а для галочки. И само совещание тоже проводится, чтобы где-то отчитаться: мол, слушали, обсуждали, даны рекомендации…
Когда председательствующий встал и хотел подвести черту, в зале неожиданно поднялась чья-то рука.
В списке выступающих этого человека, очевидно, не было. Председательствующий на мгновение замешкался, но все же дал слово желающему, попросив назваться.
– Карцев,– сказал тот, подойдя к трибуне для докладчиков.– Виталий Васильевич. Юрисконсульт кондитерской фабрики…
Он был сухопарый, чуть выше среднего роста. Возраст – сразу и не определишь. От сорока пяти до пятидесяти пяти. Наверное, из-за его худощавой фигуры. Одет Карцев был в не очень модный, но тщательно отутюженный костюм. Тугой накрахмаленный воротник белой рубашки подпирал его выбритое до глянца лицо. Волосы были аккуратно разделены пробором. Но особую элегантность юрисконсульту придавал галстук-бабочка.
– Пожалуйста, мы вас слушаем… Только просьба: не забывайте о регламенте.– Председательствующий постучал по своим наручным часам.– Коротенько и по-деловому.
– Постараюсь,– кивнул Карцев. И сказал уже для всей аудитории: – Есть старая, однако всегда не стареющая истина: лучше меньше, да лучше… Уже более двух часов мы слышим сплошные цифры. Поток цифр! Но почему-то никто не встал и не сказал прямо: давайте разберемся, что стоит за всей этой арифметикой. Какова реальная польза от наших лекций?…
Начальник угрозыска ткнул меня в бок.
– Не в бровь, а в глаз,– негромко сказал он.
Напор, с которым начал Карцев, видимо, встряхнул сидящих в зале: наступила гробовая тишина.
А Карцев продолжал:
– Кто-нибудь задумывался, почему люди порой слушают нас неохотно? Более того, частенько на лекции приходится буквально загонять слушателей… И это очень скверно! Минус нам, товарищи…
– Так уж прямо и загонять,– послышался чей-то недовольный голос с места.– Это дело добровольное. Мало ли всяких разгильдяев и несознательных…
– Я считаю, что если человек не хочет слушать скучную, неинтересную лекцию, нет оснований обвинять его в несознательности,– парировал Карцев.– Нельзя заставлять насильно. Да еще отнимать обеденный перерыв или задерживать рабочего после смены…
– Это где же вы видели, чтобы лекции читались во время обеденного перерыва?! – послышалась еще более рассерженная реплика.
– У нас на предприятии,– спокойно ответил юрисконсульт.– Знаю, что подобное практикуется и в других местах. Да, да! Иногда доходит до того, что не выпускают с проходной!… В железнодорожных мастерских произошел и вовсе нелепый случай. Троих рабочих хотели лишить премии за то, что они не остались на лекцию…