Рассказы и сказки
Шрифт:
Вовка кивнул и тотчас же услышал вдалеке испуганный мамин голос:
— Вови-и-ик!
Оглядываясь на водолаза, Вовка потрусил назад.
Стемнело. Борис Павлович и Фёдор не возвращались.
Когда за окном вспыхнул тусклый свет фонарей, мама вздохнула, приставила к скамейке чемоданы, достала из картонки платок, ещё какие-то вещи, постелила их.
— Будем ложиться, — сказала она.
Вовка и Лена легли.
Скамейка была твёрдой. В пустом помещении под дощатым потолком метались глухие звуки. Скрипели половицы. В сарай то и дело заходили люди.
У Вовки заболела шея. Заныло в коленке. Он дёрнул ногой.
— Что ты толкаешься? — захныкала Лена.
— Ничего!
Вернулся Фёдор.
— Вы знаете, не нашёл! — вполголоса пожаловался он маме. — Город это только название. Улицы не везде есть. Говорят, строительство наше тут, и контора. А где — никто не знает.
— Завтра найдём, — так же вполголоса ответила мама.
Она наклонилась к Вовке и сунула ему палец в рукав пальто.
— Холодный ты какой! — сказала она и, достав из чемодана ещё пальто, укрыла ребят.
— Вам самой холодно, — сказал Фёдор. — Берите мою куртку…
Ночь тянулась холодная и неудобная.
Вовка то засыпал, то просыпался вновь. Ему казалось, что он лежит на камнях. Под потолком плавали лиловые и оранжевые полосы. Где-то за стеной громко стучали часы.
Неожиданно их стук прекратился. Вовка открыл глаза.
В дверях вспыхнули жёлтые автомобильные огни. Послышалось урчание мотора. Голос Бориса Павловича произнёс:
— Тут. Входите, берите чемоданы.
В сарай вошли люди в матросской форме, Борис Павлович достал из общей кучи свои чемоданы, передал их матросам. Потом поднял и стал одевать Лену.
Мама и Фёдор молча наблюдали за ним.
— Кажется, всё? — спросил Борис Павлович.
Мама пожала плечами.
— А вы что сидите? — спохватился Борис Павлович. — Может быть, поедете с нами?
— Мы уж как-нибудь, — сказал Фёдор.
Мама кивнула.
— Какие глупости! — подумав, сказал Борис Павлович. — Только со мной. Берите вещи!
Озябшего, одеревеневшего Вовку вывели из сарая.
У дверей стояла большая грузовая машина. Вовку и Лену посадили в кабину.
Загудел мотор. Затряслось и подпрыгнуло сиденье.
Машина шла по каким-то тёмным улицам, то и дело поворачивая, проваливаясь, с рёвом вылезая из невидимых рытвин.
Наконец она остановилась.
Все вышли.
На краю дороги стоял маленький домик. Борис Павлович поднялся на крыльцо и ключом отпер дверь.
— Входите! Сюда… Теперь сюда…
Вошли в тёмную комнату. Вспыхнул свет. В комнате стояла узкая железная кровать, в углу чернела круглая печка. Матрос присел перед ней на корточки и, распахнув дверцу, чиркнул спичкой. Весёлый огонь заметался по куче мелко нарубленных дров.
Внесли вещи и сразу же стали укладывать ребят.
Вовка лежал на кровати, смотрел, как за неплотно прикрытой дверцей пляшут красные огненные человечки, и думал о раскалённой внутри Земле и о вулкане.
— Мама, — пробормотал он, засыпая, — а что, если туда налить воды?
— Куда? — удивлённо спросила мама. Они с Фёдором дремали, сидя на табуретках в разных углах комнаты.
Вовке приснилась гора. Она была большая, зелёная. У неё был носик, как у чайника. Из носика шёл пар.
Четыре дня подряд лил дождь.
Плоские коричневые тучи обложили небо над городом. Немощёная глинистая улица, на которой стоял дом, вздулась и потекла рекой. Возле фонарных столбов заблестели маленькие озерца.
Каждое утро взрослые уходили на работу.
Первым уходил Борис Павлович. Он целовал Лену в лоб, говорил: «Так вы тут без нас не очень», поднимал капюшон чёрного плаща и удалялся.
Потом уходили мама и Фёдор. Фёдор надевал грубую брезентовую куртку, громыхая сапогами, шёл на крыльцо и там терпеливо ждал.
Мама одевалась долго. Вся её одежда скрипела. Скрипел блестящий прозрачный плащ, повизгивали резиновые сапожки, трещал при каждом повороте головы пластиковый с цветочками платок.
— В обеденный перерыв прибегу! — говорила мама и тоже исчезала.
Припав носами к окну, ребята смотрели им вслед. По улице вереницей плыли машины. Они плыли, как корабли, тесня перед собой горы жёлтой воды. По мосткам, пригибаясь, торопливо трусили прохожие.
Дождь прекратился только на пятый день.
Проснувшись, Вовка увидел за стеклом ослепительно синее небо, голую, омытую дождём вершину горы, порт — блестящие крыши и причалы.
Когда взрослые ушли, ребята вышли на крыльцо. Над лужами и канавами клубился розовый пар.
К обеду вокруг дома появились островки сухой земли.
Вовка и Лена вынесли на крыльцо Мурзика. Ёж зафыркал, поднял узенькое рыльце, понюхал воздух и неожиданно, сбежав с крыльца, юркнул под дом.
— Ой! — сказала Лена. — Что же делать?
— Ждать.
Ежа не было целый час. Появился он на свет весь в опилках, паутине, отфыркиваясь, влез на крыльцо, вкатился в коридор, нашёл блюдце с водой и жадно стал пить. Напившись, деловито протопал обратно и снова скрылся под домом.
— Вот он и устроился, — сказала мама, когда Вовка рассказал ей о происшествии. — Не надо ему мешать, пусть так и живёт.
Вечером пришёл Фёдор и стал прощаться.
— Дали место в общежитии, — объяснил он. — Заходите в гости.
— Зачем же? — сказала мама. — Лучше вы к нам.