Рассказы и сказки
Шрифт:
– Милый, вы у нас на даче свой человек, посидите с Иринкой часок, пока я выкупаюсь. Нянька занята на кухне. А я постараюсь вернуться поскорее.
Иринка сидит недалеко от террасы на корточках и усиленно зарывает Сережин карандаш в гравий. При этом она хитро, про себя улыбается наверное, представляет Сережино удивление и огорчение, когда он хватится, где карандаш, а карандаша-то нету! С виду она так занята своей работой, что ничего вокруг не видит и не слышит, однако, после слов мамы, она срывается с места, забывая выбросить набитый в кулачки гравий. Лицо у нее кривится, рот становится четырехугольным, и в нем дрожит язычок. Крупные слезы бегут мутными ручейками по сторонам носика и собираются громадными каплями на подбородке.
– Мама! И я с тобой, и я с тобой! - кричит она, взбираясь по ступенькам на террасу, делая пухлыми, шоколадными от загара ножками неловкие движения и помогая себе в трудных местах руками, из которых во все стороны брызжет гравий. - Мама! И я! И я!
Она обхватывает материнские колени, прижимается лицом к юбке, которая так упоительно пахнет пенками от варенья, и быстро, упрямо топает ногами. Топает долго. При этом пухлая шея у нее надувается, и ниточка кораллов въедается в складку смуглой кожи под затылком.
– Вот несчастье, - говорит, вздыхая, мама. - Ну хорошо, и ты пойдешь. Беги за шляпой.
Иринка отнимает заплаканное лицо от юбки и, не отпуская руками материнских колен, смотрит, закинув голову вверх, туда, где очень высоко улыбается хорошо знакомое лицо.
– А ты меня не обманешь? А ты меня не оставишь? - быстро, со страхом спрашивает Иринка.
– Что ты, детка! Не беспокойся. Мама никогда не обманет свою доцю!
Иринка быстро бежит в комнаты, но оглядывается: не ушла ли мать. Кто их знает, этих больших, могущественных людей, которыми населен мир, - любят приврать.
– Вот несчастье! Может быть, вы ее как-нибудь уговорите? Прямо не знаю, что делать. С ней я никак не успею к пяти.
– Попробуем.
– Ну, ну.
Через минуту прибегает Иринка в беленькой пикейной шляпке, похожей на формочку для желе.
– А я думала, ты уже ушла, - говорит она взволнованно. - Ну, идем!
– Ирочка, может быть, ты с дядей посидишь? А? - умоляюще просит мама и нежно гладит ее по пухлой, тоже шоколадной от загара, руке.
Вместо ответа Иринка хватает ее за юбку и начинает топать ножками. Топает долго. Я чувствую, что наступает время действовать.
– Жаль, жаль, Иринка, что ты уходишь с мамой. А я тут как раз собираюсь рисовать. Вот, думаю, между прочим, нарисовать коровку и лошадку. А? Как ты смотришь на это дело?
– Хочу идти с мамой, - говорит она сердито.
– Иди, иди. Разве я хочу, чтобы ты согласилась? Совсем не хочу! Иди себе, иди! А я тут как раз слоника буду рисовать.
Она долго размышляет.
– А мне можно с тобой порисовать? - ласково и кокетливо спрашивает она, сияя голубыми поплакавшими глазами.
Я чувствую, что хитрости мои удаются.
– Ты, Иринка, маленькая. Тебе еще нельзя рисовать! Иди лучше с мамой купаться.
– Не хочу с мамой. Хочу с тобой рисовать, - говорит она повышенным тоном, и рот у нее становится четырехугольным.
– Ну, что ж, если тебе очень хочется рисовать, пожалуй, останься. Хотя лучше шла бы себе с мамой.
Иринка молча снимает со стриженой, мохнатой, будто плюшевой головы пикейную шляпку и вползает ко мне на колени. Поступок - вполне женский.
Иринкина мама награждает меня очаровательной улыбкой и уходит купаться. Вскоре мы с Иринкой уже рассматриваем большую книгу с картинками. Я медленно переворачиваю толстые страницы и спрашиваю:
– А это кто?
– Коровка, - отвечает Иринка, щуря глаза и улыбаясь от нежности к пестрой коровке в издании Кнебеля.
– А это?
– Не знаю.
– Как ты не знаешь? Вот еще! А кто мышей ловит?
– Киця? - полувопросительно говорит Иринка.
– Правильно, киця. Или, как принято говорить научно, кошка. А это?
– Онель.
– Как?
– Онель.
– Эх, Иринка, Иринка! Кто же из уважающих себя девиц говорит вместо олень - онель. Ну, повтори, о-л-е-н-ь.
– О... о... олень, - произносит она с трудом и сияет голубыми щелочками глаз.
Потом она вздыхает.
– А теперь нарисуй... садовника.
– Ладно. Садовника так садовника.
Я беру большой лист бумаги, ставлю X, прибавляю снизу ноги, сверху руки, круглую голову. На каждой руке добросовестно изображаю по пяти пальцев, отчего вся рука становится похожей на добрые грабли.
– Вот, получай садовника.
Она иронически щурится.
– А где же у него эти... ухи?
– Уши, а не ухи. Повтори.
– Ну, уши, а не ухи. А где?
– Сейчас.
Я пририсовываю уши.
– А где у него нос?
Я пририсовываю нос.
– А где у нею на носу... эти?
– Какие эти?
– Ну эти... мездри...
– Может быть, ноздри?
– Да, да. Ноздри!
Я рисую ноздри.
– А где леечка, чтобы цветочки поливать?
– Сейчас будет.
Я приделываю к одной грабле лейку.
– А где вода льется? - спрашивает Иринка, делая невероятно большие глаза.