Рассказы и стихи (Публикации 2011 – 2013 годов)
Шрифт:
Я впитывал каждое слово её рассказа. О том, как на следующей неделе после нашего свидания она вышла замуж. О том, как подруги научили её симулировать девственность. О том, как трудно было кончать институт, имея маленького сына. О рождении дочери. О жизни в Кокчетаве до выезда в Германию шесть лет назад. Мужа, очень хорошего человека, который любил её, она покорно терпела, не переставая любить единственного мужчину, которого Господь подарил ей для любви. Так она сказала. Начиная с середины восьмидесятых годов они понимали, что жить в Казахстане уже не возможно. Для детей они отрывали от себя каждый кусок. И, как только образовалась щель, они протиснулись через неё в Германию. На первых порах было трудновато.
В этот момент в двери напротив нашего диванчика появился… Доктор, вы не поверите! Хорошо, что я сидел. В двери появился я, студент второго или третьего курса. Однояйцовый двойник того самого студента, каким был я тогда. Хорошо, что борода, седина и всё прочее преобразили меня. Но юноша оглядел меня весьма внимательно. Мария представили меня как старого знакомого по Кокчетаву. Иоганн окончил работу в банке и зашёл попрощаться с мамой перед поездкой в университет.
Когда он ушёл, мы долго молча смотрели друг на друга. Я не выдержал и спросил: «Как на это реагировал твой муж?». «Но ведь он вас не видел. Кроме того, родила я почти точно через девять месяцев после свадьбы».
Я снова замолчал. Я просто не был в состоянии говорить.
Появился Гриша. Оказывается, прошёл не час, а два часа. Я этого не заметил, не ощутил, слушая Марию и рассказывая о себе. Потерял ощущение времени. Гриша, как потом выяснилось, ничего не понимал, но предпочёл прогуляться по городу и не мешать нашему общению.
Ещё в Амстердаме мы запланировали, что в этот день переночуем в Констанце, а на следующее утро отправимся в Швейцарию. Но когда Мария предложила нам переночевать у неё, я вдруг захотел наплевать и на Констанц, и на Рейн в Швейцарии и в Лихтенштейне. И…
Вы знаете, почти за двадцать лет нашей супружеской жизни я ни разу не шмыгнул налево. У меня даже помыслов подобных никогда не было. Но когда Мария сказала, что в её доме есть достаточно места для нас с Гришей, я впервые в жизни просто физически ощутил в себе раздвоение – верность жене и дикое желание остаться у Марии.
Гриша молчал, предоставив мне право выбора. Я поблагодарил Марию. Мы встали, обнялись, расцеловались. Я что-то бормотал о будущих встречах. И вышли к машине.
Уже потом, по пути в Констанц, - ни о чём не спрашивая, Гриша сел за руль, - я пытался оправдать пережитое раздвоение тем, что испытал шок при виде Иоганна.
А ещё уже в машине я посмотрел на вручённую Марией визитную карточку и прочёл: «Мария Этингер, администратор музея». Надо же - такое совпадение! Но это, разумеется, несущественная случайность.
Иоганн. Это и есть причина моего прихода к вам. Ну, согрешил. Повёл себя подло. Но я ведь не каялся. Не без тайного удовольствия вспоминал эти мгновенно
Я долго молчал. Молчал. И наконец спросил:
– Игорь, есть у вас какие-нибудь жалобы на состояние здоровья?
5 июля 2011 г.
***
А теперь несколько слов о новостях экономики и культуры.
По данным сайта mexico24.ru Мексика увеличивает частные инвестиции в туристический сектор. Приток поступлений в этом году на 5% превышает аналогичный показатель прошлого года. Значит, еще больше туристов посетят эту солнечную страну и насладятся ее пляжами и горами.
Победитель
Солнце неторопливо погружалось в море. Неназойливый ветерок, скатываясь с гор, осторожно шевелил веера пальм, медленно сдувал с пустеющего пляжа сутолоку и гам. Самое лучшее время на берегу. Но расписанный порядок турбазы не снимал своих цепей даже в эти минуты всемирной раскованности и покоя. Я пошел переодеваться.
Над красным пластиком кабины высоко торчала белобрысая голова.
Я вошел в кабину, решив, что и на двоих там хватит места. Тут же в лабиринт входа вслед за мной втиснулся коренастый крепыш. Я хотел сказать ему, что нас уже многовато, но меня отвлекло нечто очень необычное.
Белобрысый поднял правую ногу, вмещая в трусы обнаженную долговязость. И я увидел на его колене рубец, которого просто не могло быть.
Аккуратный послеоперационный рубец. Даже в старых хирургических руководствах не описано ничего подобного. Чуть ли не от середины бедра до верхней трети голени, прямо через колено по передней поверхности ноги протянулся ровный, под линеечку, послеоперационный рубец. Пересекая его на уровне чашечки, поперечно белел еще один. Этого креста просто не могло быть. Нет такой операции на коленном суставе, при которой мог понадобиться подобный разрез.
По-видимому, я смотрел очень пристально. Белобрысый, недоуменно застыв с поднятой ногой, уставился на меня. Мне стало неловко и я сказал:
– Извините меня, пожалуйста. Это просто профессиональный интерес. Я хирург и не могу понять, зачем мог понадобиться такой разрез.
– Entschuldigen bitte, ich verstehe russisch niсht. { Простите, пожалуйста. Я не понимаю русского языка - нем}
Так. Понятно. Немец. Я замолчал. Наступила неловкая пауза.
– Operation. Patella, ( Операция. Коленная чашечка)– ткнул себя в ногу белобрысый.
Профессиональный интерес оказался сильнее возникших на войне и прочно устоявшихся эмоций. Я превозмог себя и заговорил с ним на своем невозможном школьно-военно-немецком языке.
Долговязый рассказал, что его после тяжелого ранения оперировал профессор Белер.
– Lorenz Boeler?
– О, ja,ja! Professor Lorernz Boeler.
Крепыш на первых порах нетерпеливо топтался в лабиринте, ожидая, когда освободится кабина. Сейчас он смотрел на нас с явным интересом.
– Что? Друзья? Демократические немцы?