Рассказы из Парижа
Шрифт:
В эти трудные жуткие дни (дочь и муж уже были арестованы) как необходим ей был кто-то, кто бы поддержал и понял душу, рассеял страх и написал стихи.
Никого. Она записала: «У меня нет друзей, а без них – гибель». Вот он ключ к разгадке её самоубийства.
Меня не покидает чувство вины, да и друзья мои приуныли, и только голос Флорана вернул нас в действительность:
– Предлагаю читать стихи Марины, написанные в этой квартире.
– Слушайте, – как-то торжественно и строго произнесла наша Лара. Стихотворение «Сад», оно было написано здесь 10 октября 1934 года:
За этот ад,За этот бред,Пошли мне садНа старость лет.– А
– Где твои пирожки? – услышала я чей-то голос. Пришлось захлопнуть блокнот и разбираться с пирогами. Единственное место, где удалось уединиться – была ванная комната. Закрывшись на все щеколды и задвижки, я дописала начатые строки:
Мне слышатся неслышные шаги,Мне кажется, огонь горит в камине….Но только ветер в листьях шелестит,А на стене – портрет Марины.Мне кажется, что вдруг войдет она,Пройдет меж нас и не заметит,Но только ей знакомая луна,Задержится печально на портрете.Мне чудится, что кто-то пишет стих,Густой и терпкий, словно гроздь рябины…Вдруг соловей под окнами затихИ замер пред стихом Марины.Июнь 2016 Vanves
Парижские тайны
Париж, меняясь каждый день, умело сохраняет свои мифы, легенды, истории, но в то же время щедро открывает свои тайны любопытным.
В Латинском квартале, проходя по тихой улочке Feuillantines, обратите внимание на здание с витражами (профессиональный лицей), на стене которого висит мемориальная доска: «Здесь, в обители Feuillantines, находившейся раньше на этом месте, Виктор Гюго провёл часть своего детства с 1808 по 1813 год». Действительно, до 1850 года вместо улицы, которая сейчас и носит название бывшего монастыря Feuillantines, здесь цвели цветы, пели птицы, шумел зеленью монастырский сад, где шестилетний Виктор играл со своими братьями. Позже, в 1855 году, он написал своё известное ностальгическое стихотворение – воспоминание: «Aux Feuillantines»:
Я и мои два брата, играли мы детьми.Нам мама говорила: Не смейте мять цветы,И запрещаю вам по лестнице взбираться.Абель средь нас был старшим, я – самый младший брат.С завидным аппетитом мы ели всё подрядПрекрасный пол не мог от смеха удержаться.В монастыре чердак служил для наших игр.Там сверху, разыгравшись, смотрели мы на книгу,Что на шкафу лежала на высоте огромной.За фолиантом черным поднялись мы однажды.Как это получилось, не представляю даже,То Библия была, я точно это помню.От древнего писанья церковный веял дух.Обрадовавшись очень, уселись мы в углу.Картинка за картинкой! Какая благодать!С находкой на коленях, мы с первой же страницыЗаметили, как стали добрее наши лица,Забыв про свои игры, мы принялись читать.Продолжили все трое, проснувшись утром ранним,Иосиф, Руфь и Вооз, добряк Самаритянин,А вечером опять и с еще большим рвеньем.Подобно малым детям, поймавшим в небе птицу,ИмПеревод Татьяны Примак
Благодаря этим строкам, мы легко можем представить себе цветущий сад детства Виктора Гюго, почувствовать этот особый дух братства, проникнуть вместе с поэтом на монастырский чердак… Удивительно то, что сюда до сих пор прилетают птицы и не найдя ни единого дерева, отчаянно щебечут на балконах с геранью неоклассических каменных домов. Вот, в одном из таких домов на улице Feuillantines и живет наша семья.
До нас, в этой квартире обитала экстравагантная журналистка французского телевидения Аньес Танги, которая очень любила последний высокий стиль Ар-деко (Art d'eco). Пол в её прихожей был в шахматном контрасте черного и белого с горящими вкраплениями красного. Безусловным символом Ар-деко была скульптурная фигурка крадущейся черно-белой кошки, к всеобщему удивлению оказавшейся живой. А светильники… светильники были точно такими же, как на легендарном «декошном» французском корабле-лайнере «Нормандия»…
Я всегда пользуюсь случаем рассказать моим детям о большом вкладе русских эмигрантов (под словом «русский» подразумеваются все нации государства Российского) во французскую культуру, искусство, науку и технику. Мои сыновья открыли для себя многих известных французских писателей русского происхождения, но больше всего они были удивлены узнав, что автор песни французских партизан Анна Марли – русская: Анна Юрьевна Бетулинская. Постепенно «русские факты» накапливались, и это перешло в весёлую и интересную игру и лёгкое подтрунивание надо мной. Поэтому и в этот раз мои мальчики с улыбкой спросили:
– Что скажешь по поводу «Нормандии»? Есть ли здесь русский дух?
– Вы будете смеяться, но её создал русский инженер-судостроитель Владимир Юркевич, который предложил новую гениальную конструкцию корпуса корабля. Даже посадка пассажиров была предвидена через закрытые трапы, как в современных аэропортах. Не забудьте, что это был только 1932 год, когда огромный корпус «Нормандии» скользнул в воду по полозьям, покрытым 43 тоннами мыла и 3 тоннами лучшего лионского сала! Советским писателям Ильфу и Петрову в 1935 году посчастливилось прокатиться на этом роскошном «суперлайнере». Они написали в «Одноэтажной Америке»: «Нормандия похожа на пароход только в шторм – тогда её немного качает. А в тихую погоду – это колоссальная гостиница с изумительным видом на море, которая внезапно сорвалась с набережной модного курорта и со скоростью тридцать миль в час поплыла в Америку!»
– А что случилось потом с «Нормандией»? – уже притихшими голосами спросили мальчики.
– Потом случилась Вторая мировая война и корабль был поставлен на прикол в Нью-Йорке, а когда в июне 1940 года Франция сдалась Германии «Нормандия» была арестована береговой охраной США и тут же начались работы по преобразованию её в военное транспортное судно. По вине рабочих случился пожар и началась паника. Пожарным никак не удавалось потушить пламя. В срочном порядке привезли Владимира Юркевича, который для спасения своего «детища» предложил блестящую идею: открыть кингстоны и позволить судну лечь на дно. Но американцы заупрямились и не последовали совету Юркевича. Так на глазах у своего «отца» погибла «Нормандия»…
Мы быстро привыкли к нашей квартире на rue des Feuillantines. Единственное, моим ребятам не очень нравился большой стенной шкаф, сделанный очень давно sur mesure на всю четырехметровую стену. Его поверхность полностью была покрыта оригинальной росписью в театральном стиле, издали напоминающую фреску. Изящество, сдержанность тонов: цвет песка и перламутра, декоративность – все свидетельствовало о прекрасном вкусе и таланте художника.
Любопытно, кто же это? Хотела узнать у бывшей хозяйки, но журналистка уехала в командировку на край света, да и дел было предостаточно. Как говорил мой друг, «хочется все сразу, а получается постепенно и никогда». Но каждый раз, когда я открывала двери шкафа, я невольно задерживалась, рассматривая фрагменты росписи: открытый занавес, колонна, летящее платье девушки, а может балерины, вдали – романтический пейзаж… И моё любопытство росло с каждым днем.