Рассказы из сборника "Дождь прольется вдруг"
Шрифт:
– Может быть, вы попробуете отнести их куда-нибудь еще?
– взмолилась девушка.
– Нет-нет, я не могу, - ответила Карен.
– Мне и к вам-то зайти едва-едва храбрости хватило. Я… я просто не могу сейчас переносить людскую грубость. Нет-нет, вы-то были очень милы, но… если мне придется… о Господи… - Карен тяжело вздохнула и развинула в отважной улыбке губы .
– Ну, может, вы хоть что-нибудь купите ? А остальные я отдам так.
– Да я, на самом деле, хотела… - девушка, похоже, нашла путь к спасению.
– На самом деле, я хотела
– О, так это замечательно, правда. Как раз то, что мне нужно.
На чем все и закончилось.
При возвращении в «Туннель любви» Карен выглядела куда более спокойной. Дурное настроение ее подсластилось своего рода вызывающим юмором, и она все поглядывала на меня, словно озабоченная тем, что мне, быть может, несколько не по себе.
– Ну, как вам это понравилось?
– Не очень, - признался я.
– Все походило… не знаю… на попрошайничество… или на изнасилование.
– И правильно! Насильник это всего лишь обозлившийся попрошайка!
Я обдумывал ее слова, стоя на входе в «Туннель любви» и стараясь взглянуть в глаза миру как таковому. То, что сказала Карен, было таким отработанно спорным, таким изящно претенциозным - и таким шаблонным.
Возможно, она могла бы - при ее-то уме - сделать отличную карьеру в рекламе. Я попытался вообразить ее в этом мире, однако понял - нет, не получится. При всей тонкости ее ума, Карен годилась не столько для того, чтобы убеждать людей в том, будто им что-то нравится, сколько для того, чтобы убеждать их в обратном. А это уже не реклама, это литературная критика.
– Вы учились в университете?
– спросил я, когда нам снова представился случай поговорить.
– Разумеется, и даже закончила его, - она усмехнулась, вытаскивая из коробки журналы и отделяя оральные от анальных. Вторник был днем, когда к нам приходили новые партии товара: свежайшие порнографические издания со всех концов света. Даже покупатели, которые затруднились бы отыскать Данию на карте, знали, что самые глянцевые влагалища поступают именно из этой страны.
– Тогда что вы делаете в магазине порнографической литературы?
– А я ни на что другое не гожусь.
– Ой, ну бросьте.
– Одно время я работала заместительницей заведующей в феминистском книжном магазине - составляла заказы, следила за ассортиментом, расставляла книги по полкам, что ни назовите, я делала все. Заведующая лишь собирала деньги да сплетничала с покупательницами. Потом начался спад, магазин перестал приносить доход, я попала под увольнение, единственная, кстати, вот и оказалась здесь.
– Неслабый поворот - от феминизма к порнографии.
Она пожала плечами, вытащила пистолетик для наклейки ценников.
– Вообще-то, нет. И там, и тут присутствует ужасная, трогательная потребность заставить людей отказаться от их настоящей жизни , от того, что они действительно чувствуют, и начать подлаживаться под некую редкостную сексуальную фантазию. Вы не можете сказать покупателям, что в реальном мире никто им этого не позволит. Пусть покупают свои фантазии, пусть относят их домой и старательно делают вид, будто им как раз это и требуется.
Сознавала ли Карен,
– Скорее бы уж вторник настал, - вздыхала она.
Четверги же и пятницы были в «Туннеле любви» красными днями календаря для клиентов гомосексуальных, поскольку в эти дни в книжном магазине вместо Карен распоряжался Даррен. (В мире, изобилующем выдуманными именами наподобие Синди Шир и Бред Хардман, «Карен» и «Даррен» были, тем не менее, чистой воды совпадением.) Карен хорошо знала ассортимент магазина, и все же ей недоставало чего-то, позволявшего покупателям-геям обращаться к ней с вопросами вроде: «Есть у вас что-нибудь с пенисами, в таких, знаете, вздувшихся венах, и чтобы они терлись о проколотые соски?». Даррен же был мужчиной, а у кого ж о таком и спрашивать?. Гладко выбритый от ушей и ниже (ах, но насколько ниже?), с копной обесцвеченных и завитых волос на голове, он обладал лицом, на котором светились поразительной милоты глаза, изливавшие даже на гетеросексуальных мужчин обаяние настолько мощное, что его не могли замутить ни срезанный подбородок Даррена, ни его покатые, точно у винной бутылки, плечи. Он носил свою гомосексуальность с такой гордостью, с таким спокойным безразличием, что я не сомневался - где-то у него имеется мамочка, которой об этом его свойстве ничего пока не известно.
При этом, когда мы все вместе отправлялись на ленч, разговаривать с ним было на удивление интересно. Как-то раз, по дороге в закусочную (от которой нас отделяло всего 200 метров), а потом и на обратном пути он принялся отмечать все попадавшиеся нам на глаза афиши, плакаты, обложки журналов и рекламные объявления шоу с участием женщин, агрессивно использующие любую возможность добиться гетеросексуального возбуждения. И разумеется, перед нами предстала переполненная и все расширяющаяся вселенная герметично упакованных задниц, промежностей, пышных грудей, поцелуев, посулов оргазма.
– А знаете, что произойдет, если хотя бы один магазинчик выставит в витрине картинку, на которой гей целует гея? Или если в этой толпе появится гей с вздувшимися в промежности штанами и с изображением пениса на футболке? Кто-нибудь немедля вызовет полицию!
– То есть, ты хочешь сказать, что гомосексуальность должна обладать ровно такими же правами на представление в витринах, на майках и в промежностях пешеходов?
Даррен вздохнул, полуприкрыв свои поразительные глаза.
– На самом деле, я был бы рад, если бы гетеросексуалы просто сбавили обороты. По-моему, любой секс должен быть делом частным.