Рассказы литературоведа
Шрифт:
Борис, эдакий вертлявенький, белобрысенький, шепе-лявенький: «Отдайте мне рамощьку жа
пятьдещат!» — «Да ну вас совсем! — говорю. — Берите!» Он сунул мне деньги и унес. Хватилась —
милые мои! — утащил вместе с портретом... Да вы не печальтесь! Сейчас напою вас кофе, а уж как
горю помочь, мы придумаем... В тридцать пятом году, — припоминает она, — Борис этот работал в
Торгсине, на улице Горького, кассиром в колбасном отделе. Раньше-то он мне часто на глаза
попадался,
он! Вот встретила бы его — мигом бы к вам отрядила моего Александра, и достали бы вы портрет за
милую душу. . Да пейте же кофе, пока горячий!
Тут стало мне казаться, что все еще можно поправить: так успокоительно действовала певучая
московская речь Татьяны Александровны, ее шутливый тон, ее радушное гостеприимство.
ВСТРЕЧА В КОМИССИОННОМ МАГАЗИНЕ
Нашел я знакомых, которые достали мне адрес бывшего директора магазина на улице Горького.
Оказалось, что он работает директором во Владивостоке. Написал ему. Спрашивал, не помнит ли он
фамилии кассира в колбасном отделе. Наверно, мой вопрос показался ему удивительным. Ответа я не
дождался.
Тогда я узнал адрес бывшего замдиректора. Оказалось, что он переехал в Одессу. Написал и ему о
своих злоключениях. Опять нет ответа,
Должно быть, за ненормального приняли.
Обошел я комиссионные магазины Москвы. Расспрашивал, не встречал ли кто по комиссионным
делам шепелявого Бориса.
— Как фамилия? — спрашивают.
— Фамилию-то как раз и не знаю.
— Трудно сказать, — отвечают. — В Москве много Борисов. Выкладывал перед ними на прилавок
фотографию с бывшего «вульфертовского» портрета:
— Не попадал к вам этот портрет?
— Не попадал.
— Если поступит к вам на комиссию, не откажите сообщить мне по телефону.
Побывал с этой фотографией в Литературном музее. Просил позвонить, если портрет принесут к
ним.
Встречаю знакомых, советуюсь с ними, как разыскать Бориса. Заглянул к Вульфертам. Татьяна
Александровна дома.
— Как живете, Татьяна Александровна?
— Не спрашивайте!
— Что так?
— Я все погубила.
— Что погубили?
— Ваш портрет.
— То есть как «мой» портрет погубили?
— Да вы слушайте!.. Зашла я как-то в Столешников переулок, в комиссионный. Только вхожу,
вдруг вижу — среди публики Борис этот самый! Я как крикну: «Боренька! Боря!» — и прямо к нему.
Даже самой неловко. Он обернулся. «Я, — говорю, — Татьяна Александровна Вульферт, из Николо-
Песковского. Неужели не помните?» А он смотрит на меня телячьими своими глазами. «Помню, —
говорит. — Я у вас рамощьку купил». — «Шут с ней, с этой рамочкой! — говорю. — Вы мне портрет
верните. Это портрет нашего предка и не мне принадлежит, а моему брату. (Это я нарочно. А то
сказать ему: «Лермонтов» — не отдаст!) Брат меня, — говорю, — поедом ест каждый день, требует
портрет обратно». И слышу тут я от него, что портрет он какому-то художнику отдал и у того он за
шкафом валяется. А раму кому-то другому уступил. Я как узнала, что цел портрет, прямо взмолилась:
«Продайте его мне!» А он смеется: «Если я вам портрет принесу, вы мне за него миниатюры
отдадите?» Я согласилась. «Пускай, — думаю, — миниатюры даром берет». Условились, что он на
другой день принесет мне портрет. Записала ему новый адрес... И вот сижу жду его, жду — три
недели прошло, а его нет!
— А вы фамилию узнали? — торопливо спрашиваю я.
— Вот то-то, что нет.
— Ах! Как же так?
— Да я спросила, а он говорит: «Ведь вам не фамилию мою к брагу нести, а портрет! Не
волнуйтесь, завтра приду»... Да бросьте вы хмуриться! — уговаривает меня Татьяна Александровна.
— Главное, портрет цел. А уж если мне попадется теперь этот Борис, силой заставлю сказать
фамилию, к милиционеру сведу. Одного только боюсь: не вздумал бы этот художник расчищать холст.
Ведь там под мунди-
ом у Лермонтова будто еще виднеется что-то. Знакомый художник эдин к нам ходил, все просит,
бывало: «Татьяна Александровна, дайте кусочек отколупнуть, посмотреть, что там просвечивает!»
— Позвольте... А что же там может просвечивать? — спрашиваю я в испуге.
— Да я ему сама говорю: «Душа там, наверно, просвечивает». Уж не знаю, что он там нашел,
только ковырять я ему не позволила.
— Ничего, — отвечаю я многозначительным тоном. — Отыщем — проверим, в чем дело. Только
бы отыскать портрет поскорей! Остальное нетрудно.
НИКОЛАЙ ПАЛЫЧ
Время идет — нет портрета. Нет ни портрета, ни Бориса, ни адреса художника, у которого портрет
за шкафом. Знакомые интересуются:
— Нашли?
— Нет еще.
— Что-то вы долго ищете! Портрет, наверно, давно уже ушел в другие руки. Кто же станет
Лермонтова за шкафом держать!
Я объясняю:
— Так ведь нынешний владелец не знает, что это Лермонтов.
— Ну-у. . — тянут разочарованно, — в таком случае, вряд ли найдете.