Рассказы о книгах
Шрифт:
Коммунистическая партия придавала огромное значение агитационной работе на фронте. Броские плакаты художников, злободневные песни, хлесткие частушки, веселые рассказы считались немаловажным оружием.
Незадолго до общего наступления я приехал с эстрадной бригадой в политотдел одной из дивизий. В Красной Армии артистов очень берегли и особенно близко к фронту не пускали. Однако работы оказалось по горло: пять-шесть выступлений в день были отнюдь не в диковинку.
В первый же день приезда обвешанный револьверами комиссар дивизии поинтересовался:
—
— Да вот, товарищ комиссар, частушки приготовили — послушайте:
Врангель наш куда-то вылез, Вот
не ждали молодца: Тятя,
тятя — наши сети Притащили
мертвеца!
и так далее.
Комиссар выслушал частушки и глубокомысленно заметил:
— Ничего, в общем... Конечно, не Пушкин...
— Как не Пушкин? — возразили мы.— На пятьдесят-то процентов, во всяком случае, Пушкин! Так и писали: две строчки мы, а две строчки Пушкин...
Комиссар рассмеялся и сказал:
— Ну, раз наполовину — Пушкин,— давайте. Оно, может быть, целого-то Пушкина белый гад и не заслуживает. Любопытно вот, чем Демьян Бедный порадует? Говорят тоже приехал...
И Демьян не заставил себя дожидаться. Популярность у него в то время была огромна. Почти ежедневно на страницах «Правды» печатались его хлесткие, злободневные, доходчивые фельетоны. Работал он неутомимо и молниеносно. Чуточку по-народному грубоватые, сочные, остроумные и верно нацеленные стихи его в первые годы революции были неоценимы. Демьяна читали в деревне, в окопах.
Его ядреные раешники заучивали наизусть, порой по-своему дополняя и переделывая. Он был по-настоящему народным поэтом.
Приехав в штаб Южного фронта, он напомнил о себе, как говорится, «весомо и зримо». Однажды утром мы были разбужены шумом летающих аэропланов. Было их, кстати сказать, тогда очень немного, и летчики называли их «летающими гробами». Не известно, как они держались в воздухе! Я убежден, что первые паровозы времени Стефенсона, поставленные сейчас рядом с современными тепловозами, возбудили бы меньшее удивление, чем «летающие гробы» времен гражданской войны, продемонстрированные рядом с «ТУ-104». Однако, они летали!
На этот раз «гробы» разбрасывали и над своими и над вражескими окопами летучку с новыми стихами Демьяна Бедного «Манифест барона Врангеля»20. Летучка была «украшена» двуглавым орлом и, как рассказывали, у белых была первоначально принята всерьез. Только по ярости белогвардейских офицеров солдаты поняли, что это за «манифест». В наших частях летучку встретили дружным хохотом. Среди бойцов было немало участников войны с немцами, и эти бойцы сумели растолковать кое-какие немецкие выражения, вмонтированные Демьяном в текст «Манифеста». Впрочем, слова Врангеля: «Мейн копф ждет царскую корону» — были понятны и без перевода. Зато эти немецкие словечки как нельзя лучше характеризовали иноземную сущность белого барона, опиравшегося на помощь Антанты.
— Молодец Демьян! — говорили красноармейцы.— И посмешил, и покурить прислал...
Табак тогда у наших красноармейцев был, а вот с бумагой дела были действительно
По появившейся у меня уже тогда собирательской привычке, я не «скурил» демьяновский «Манифест», а бережно сохранил в своей библиотеке. Сейчас эта памятка гражданской войны чрезвычайно редка.
КНИГА БЕЗ ЗАГЛАВИЯ
Вместо заглавия на обложке этой примечательной книжки напечатано следующее стихотворение:
На все и время и пора,
Не мило нынче нам, что нравилось вчера.
Бывало к книге предисловье,
Необходимое условье.—
Теперь из ста чтецов один
Едва ль прочесть его решится:
И нету автору причин
Над предисловием трудиться.
Но над заглавьем лоб — мозоль
Еще и нынче, сочинитель,
Без титла книги, ma parole,
Не купит школьник, ни учитель.
Поэма тут!.. А титла нет!
Беда-бедой!—...На смех народа —
Ступай без титла книга в свет:
В семье не без урода».
Это же стихотворение повторено еще раз на заглавном листе книги. Далее следует лист с кратким посвящением «Карлу Викторовичу Гроссгейнриху», а на обороте листа: «Санктпетер-бург. В типографии К. Неймана. 1838». Следуют 146 страниц с различными стихотворениями и на последнем листочке одна строка: «Поэт заснул». На задней обложке напечатано четверостишие:
«Пока герой поэмы спит,
Взгляну на барометр народа,
Журналов ртуть, на чем стоит,
Ждет буря ли мой труд, иль ясная погода?»
Вот и все. О том, кто автор книги, нигде нет даже намека.
Книжка была для меня счастливой находкой, так как редкость ее известна библиофилам, хотя многие из них, в том числе и я, понятия не имели — кто же автор этого забавного издания. Впрочем и не только забавного. Стихи, напечатанные в книжке, совсем неплохие. Кроме того, среди них есть одно с названием «На погребение Пушкина». В книжке, разрешенной цензурой 11-го января 1838 года, почти только через год после смерти великого поэта, это весьма интересно.
Значение находки увеличивалось еще тем, что на обложке книги рукой известного филолога Я. К. Грота было написано: «Получил в дар от племянницы автора Стефаниды Николаевной Бакуниной 2-го марта 1884 года, по поводу заметок, напечатанных в «Новом времени» 29-го февраля и сегодня 2 марта. Я. Грот»
Ключи к выяснению имени автора были получены, и вот я в Библиотеке имени В. И. Ленина листаю огромнейший фолиант своеобразного официоза старой царской России — газеты «Новое время».
Мелькают события ушедшей жизни, канувшие в Лету имена... Но вот, на ветхом от времени листе газеты № 2875,— заметка самого издателя А. С. Суворина, у которого среди множества недостатков имелось одно достоинство: он был страстным книголюбом. Оказывается, ему также попалась эта книга без названия, и вопросы, которые он поднимал по поводу ее, слово в слово занимали и меня. Вот его заметка, в слегка сокращенном виде: