Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Шрифт:
А у подножия Нескучного плещется мелкой рябью Москва-река. Парапета здесь нет, и можно сесть так, что ноги в воде окажутся. Здесь любят коротать время пенсионеры — кто на стульчике раскладном, кто просто на ящичке — сидят и смотрят в прострации на недвижные поплавки. Но рыба ловится.
Треволнения жизни обошли Нескучный дворец, и былое свое великолепие он почти целиком сохранил. Уже более шестидесяти лет как здесь Президиум Академии наук поселился, а ученые, как известно, народ аккуратный, в истинных ценностях толк понимающий. Сохранилась не только планировка парадных комнат на втором этаже, но и их отделка — роспись, лепнина и двери роскошные — двустворчатые, высоченные. Воистину царский дворец! Жаль только, не увидеть простому смертному всей этой красоты. Оберегается она как редкая драгоценность, и с улицы глазеть на нее не пускают, экскурсий не водят — сами как скупые рыцари наслаждаются. Скорее всего, и привыкли давно, ходят мимо и не замечают…
А построен был дворец, между прочим, не для братьев Орловых. Прокофий Демидов как увидел это изумительное место с крутым, живописнейшим спуском к Москве-реке, так сразу и влюбился в него. Он мог себе позволить на пустом месте город выстроить, но решил дворцом ограничиться. В 1756 году архитектор П. Пест уже закончил строительство и нанизал еще одну жемчужину на ожерелье нашего древнего города, и теперь сияет она. Через полтораста лет император Николай I купил дворец у орловских наследников и несколько перестроил его. Однако архитектор Е. Тюрин бережно отнесся к дворцу. В основном остался он таким же, как и был. И боковые флигели сохранились — кавалерский и фрейлинский корпуса («Мальчики налево, девочки направо, остановка очень короткая!»). Остался кухонный корпус, манеж, ванный и охотничий домики. Так умело устроено все, в ландшафт окружающий вписано, что и не замечаешь, как мимо идешь.
Обратите внимание на чудный фонтан перед дворцом. Это работа знаменитого И. П. Витали — его же фонтан и напротив Большого театра. А этот с Лубянской площади еще до войны сюда перенесли, чтобы на его месте водрузить фигуру Железного Феликса, которую решили ваять из камня — камень долговечней, надежнее. Однако, как известно, и камень не выстоял, главного чекиста страны ленинского призыва в годы перестройки удалили с площади. А вот создание Витали — стоит, ничего. И при добром к нему отношении вечно, пожалуй, будет стоять, потому что, по сути, — вечное.
Недостроенная громада милосердия
Открываю некогда страшную тайну об этом громаднейшем здании в самом центре Москвы на набережной вроде бы, а на самом деле как бы от назойливого взгляда в стороне… Это здание Военной академии имени Дзержинского… Когда-то секретнейшей из всех наших академий.
На самом деле это Академия ракетных войск. Но до девяностого года это содержалось в наистрожайшем секрете. Если кто-то из академии ехал на испытания, цель командировки обозначалась непроходимо туманно: «Такой-то отправляется туда-то на испытания (далее пропуск)…» И только потом от руки вписывалось, на какие именно испытания. Чтобы лишняя машинистка, кстати многократно проверенная, общупанная со всех сторон, о той страшной тайне не проведала и в минуту женской слабости врагу о том…
Между тем это совершенно замечательная академия. Какая нынче армия без ракетных-то войск. Отсюда еще в сорок первом году уходили на фронт командиры первых «катюш», здесь готовили и готовят великолепных специалистов. Из этих стен, которые, как в сказке, и за три дня не обскакать, вышли наши знаменитые маршалы, герои, крупные ученые, изобретатели. Сейчас здесь работают около 80 докторов наук и с полтысячи кандидатов — таков научный потенциал академии.
А вот и совсем уже удивительное: до всех своих неповторимых перевоплощений, которые зданию этому довелось пережить, на том самом месте, где воздвигнуто оно, еще при Федоре Ивановиче, последнем русском царе из династии Рюриковичей (1557–1598), располагался главный в Москве Гранатный двор, где хранили порох, ядра и прочие артиллерийские припасы. Место наиудобнейшее: под самым боком у Кремля, но и в стороне, на пустыре огромном, — возле устья Яузы при впадении ее в Москву-реку. Ежели рванет, не дай Бог, то только аукнется, благо жилья поблизости нет.
А еще раньше на этом низменном месте, заливаемом вешними водами, при великом князе московском Василии Ивановиче (1479–1533) был сад, называемый Васильевским садом или лужком. Так долго считалось, пока не выкопали в старых книгах, что сад развела здесь Елена Глинская, маменька Ивана Грозного.
Сад стал знаменитым не только в Москве, но и во всей России благодаря юродивому Василию Блаженному, избравшему его местом своего обитания. Была у него тут какая-то хибара, куда он удалялся с паперти Божьего храма, носящего его имя в народе, именно здесь он встречался с людьми, приезжавшими искать его благословения из самых дальних концов российских.
Ну а еще позже, при Екатерине Великой, здесь отгрохали этот огромнейший дом, который если и сейчас громадным кажется, то только гадать можно, каким необъятным воспринимался он в далекие те времена.
Итак, Воспитательный дом, самый громадный дом во всей старой Москве.
Придумал создать такой дом Иван Иванович Бецкой — сын князя Трубецкого и шведской графини, видный государственный деятель эпохи Екатерины и президент Российской академии художеств. И вот для чего замышлялся Императорский Воспитательный дом: «Для приносимых детей и госпиталь для бедных родительниц в столичном городе Москве». Проще говоря, для сирот.
Местечко для сего грандиозного дома Бецкой давно присмотрел и в своей подробнейшей записке на имя государыни просил передать для строительства это казенное место и отдать примыкающую к нему часть стены Белого города. Зачем та стена, казалось бы, но Бецкой был человеком расчетливым: превосходный камень стены, о который само время дробилось, он задумал употребить в сооружении дома.
Составил смету он и, видимо, ужаснулся: денег на такое здание несметно потребовалось. Казна, конечно же, могла потянуть, но при этом пришлось бы забросить всякое другое строительство, потому и открыли добровольный сбор по всем церквам России. Императрица пример подала: внесла крупный единовременный взнос и повелела ежегодно выдавать немалую сумму из своих так называемых «комнатных» денег. Без булавок она себя, само собой, не оставила, но жест был красивый и щедрый, надо признать.
Пожалуй, никто из именитых людей после такого примера в стороне не остался — все деньги жертвовали. Даже из-за границы понемногу слали, и первым, кто откликнулся, поддержал благородный русский порыв, был Дени Дидро. Ну а «более всех» отстегнул Прокофий Демидов — любили Демидовы широкие жесты и щедрость проявляли временами неслыханную. А Прокофий еще и капризами своими прославился, причудами непредсказуемыми. Узнав, что опекунский совет дома остро нуждается в деньгах, пообещал выделить их, а потом взял да и послал каждому члену совета по скрипке. А денег — шиш.
Закладка дома состоялась в день рождения Екатерины под грохот пушек и гром оркестров. В первый заложенный камень вставили медную скрыню, внутри свинцом выложенную, «с монетами всякого звания и металла, ныне в России употребляемыми», а также две медные доски с записями на русском и латинском даты закладки. Михайло Ломоносов по сему случаю даже одой разразился — вот сколь значимо было для России строительство Воспитательного дома.
Нынче, со стороны Китайгородского проезда, на стене дома висит мемориальная доска, на которой значится, что автором проекта был известный русский архитектор К. И. Бланк. Но это не так. Бланк получил уже готовый проект и руководил строительством первое время, а кто проект создал — утерялось во времени. Предполагается, что и Василий Баженов, и Матвей Казаков над проектом работали, да только отвергнуты были они, и что другой известный зодчий Ю. Фельтен в разработке участвовал, а позже — и Яков Ананьин. Ясно, что не одною рукой Воспитательный дом вычерчивался.