Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Шрифт:
Иван Васильевич уговорил народ не бежать, а ближе стать. Зычно вопросил присмиревший народ, правильно ль делаю, мол, что изменников хочу наказать? Народ наш, как водится, перед ликом царя-батюшки тут же в восторг пришел и гаркнул на всю Москву, единогласно одобрив. А то бы он отменил расправу, если б народ промолчал…
Вывели на Лужу около трехсот осужденных дьяков. Человек 180 отделили и в сторону вытеснили. Грозный не дикий зверь, самолично объявил об их помиловании: пусть видят все, как он умеет отделять зерна от плевел. А потом началось…
Висковатого на кресте из бревен распяли. Вот любимцем-то быть каково в нашем отечестве… Может, царь жизнь ему и оставил бы, ежели б повинился печатник и попросил о помиловании. Висковатый крикнул в лицо опричникам: «Будьте вы прокляты вместе с царем своим!» Его тут же живьем на части разрезали.
Дьяка Никиту Фуникова, государева казначея, принародно в крутом кипятке сварили, а остальным головы усекли топорами. Казнили главных дьяков московских земских приказов и заодно с ними более ста человек новгородских дворян со слугами.
И тут царь в который раз удивил: поднялся на Лобное место и высказался, что «в мыслях было намерение погубить всех жителей Москвы. Но свой гнев с них он уж сложил». Хотел бы народ свободно вздохнуть, но сил уж не осталось…
Известный историк наш современный — Руслан Скрынников замечает: «Казнь московских дьяков была первым актом московского дела». Грозный порешил пока только приказных людей, но бояре знали, что скоро придут за ними. Вот и подошло время второго акта.
«Нищие и косолапые мужики», как еще называли опричников, уже точили сабли с топорами на знатных бояр. А более, чем на всех остальных, — на Захарьиных, заправлявших при дворе царевича Ивана и пытавшихся через него хоть как-то повлиять на царя, образумить его, отговорить от расправы над боярами. Грозный к Захарьиным давно присматривался, приставив своих людей, и чутьем не доверял: так и ждал какой-нибудь пакости через сына-наследника. А тут еще и Малюта старается, из кожи лезет, дабы царя убедить, что царевич тоже в измене с Захарьиными. И будто бы Грозный уже велел казнить старшего сына…
Всех, кто ближе других к его сыну по родству и по службе стоял, царь обезглавить велел: боярина С. В. Яковлева-Захарьина казнил вместе с пятилетним сынишкой Никиткой. Земского боярина В. М. Юрьева-Захарьина упустил, не смог усечь — тот уже скончался, зато убил его дочь и внука. Другого Яковлева-Захарьина, Василия, с братом родным, тоже земским боярином, палками насмерть забили.
Ну, кажется, теперь уж со всеми расправился… Осталась разве только кучка бояр, заправлявших делами в самой опричнине. Но у них-то были все основания считать себя вне опасности.
Разделавшись после 25 июля с московской знатью помельче, а заодно с дьяками приказных отделений — вторым уже звеном, царь, насупив брови, на опричных бояр плотоядно поглядывал. Что из того, что Басмановы создавали опричнину? Поговаривали, будто они с изменником Пименом тайно повязаны. И это они, Басмановы, притащили в опричнину за собой весь род Плещеевых. Значит, и тех корчевать надо поспешать.
Всех — одного за другим — Грозный казнил, даже опричных бояр — командиров опричных отрядов. С особой изощренностью наказал ни за что Алексея Басманова, приказав усечь голову его младшему сыну Петру. А старшего Федора отчего-то помиловал. Тот и не знал уж, как выказать благодарность царю, и ничего лучшего не нашел, как зарезать отца. На что, вероятно, царь-батюшка втайне рассчитывал, а возможно, и намекнул.
Много еще люда известного Грозный посек, а когда ото всех избавился, опричнина стала ему не нужна. Указом запретил вспоминать даже и само слово такое…
Но нет, не забыли. И наш вождь рябой не забыл. Даром, что почитал опыт Ивана Васильевича и в 37-м с большим успехом его применил. Конечно, Иосиф Виссарионович сгубил куда больше народу. Но это делал он тайно, скрытно от глаз людских. Мы пущенной крови не видели. Грозный же, наоборот, заставлял зреть на злодейства свои.
Так кто же из этих двоих больший злодей? Возможно ли это сказать?..
«На границе тучи ходят хмуро…»
Давным-давно, в 1572 году, случилось событие, ныне совершенно забытое однако сыгравшее важную роль в истории государства Российского. 16 февраля 1571 года Иван Грозный подписал «Приговор о станичной и сторожевой службе». Это был первый русский устав о военном порядке на границе, заложивший основы для создания российских погранвойск. А разработал «Приговор» и составил предписание по обустройству пограничных укреплений воевода, князь Михайла Иванович Воротынский, судьбу которого Грозный закрутил куда как лихо… Словно бы в благодарность за верную службу…
Свиток с полным своим предписанием Воротынский вручил царю еще в январе, и Грозный, не откладывая, принялся его изучать. Дело медлить не позволяло: с юга Россию непрестанно дергали за подол крымские татары и адыгейские князья с Северного Кавказа, вторгавшиеся в пределы государства, когда было угодно. Не находилось и малой возможности перекрыть им путь на Москву. А ведь именно Москва всегда была главной целью тех разбойных набегов. Потому-то царь и велел Воротынскому со всей возможной поспешностью начать обустройство оборонительной системы на юге, дабы не дать войскам крымских татар дойти до Оки. Ведь на другом ее берегу открывалась прямая дорога в Москву.
Что же предложил Воротынский, а царь одобрил?
Оборонительная система — «Засечная полоса», самая первая наша обстроенная укреплениями граница. В ней предусматривались крепостцы со рвами и стенами, а также и перемещаемые сооружения — «гуляй-городище», возникавшие в нужном месте в нужное время. И кроме того, располагавшие артиллерией. Легкие передовые полки, налетавшие внезапно на неприятеля, должны были упрочить заслон на границе.
Бодро начал Воротынский, да не поспел. Крымский хан Девлет-Гирей, прознав про дела подле русской окраины, надумал упредить защитные меры и по свободной дороге пошел на Москву. Это для стольного града обернулось огромной бедой.
В конце мая крымское войско подступило к Москве. Царь загодя кинул клич земскому и своему опричному войску, только не все его верные псы-опричники явились на зов. Грозный поспешил укрыться в Белозерском монастыре, а 450 возов с казной государевой переправил в только что им самим разоренный Новгород. Ясно, что не надеялся тогда царь Москву отстоять…
Первым делом татары, по сути, без помех к Москве подошедшие, подожгли посады. Расчет был верный — на сильный ветер, подхвативший пламень и понесший его в сторону города. Огонь быстро поглотил деревянные строения Китай-города и перебросился на Кремль. Народ гибнул на бегу и в домах… Главный московский воевода Иван Бельский задохнулся в собственном погребе, куда спрятался вместе с домочадцами. Многих из знати московской постигла такая же участь.