Рассказы разных лет
Шрифт:
— Кто? — повернулся ко мне Матросов.
— Владелец этого дома фон Гецке, которому вы разрешили забрать висевшую в приемной картину.
— Разрешения я никому не давал, а владельцем этого дома является вовсе не Гецке, а благополучно отсюда сбежавший барон Фогель фон Гогенштейн.
При последних словах я привскочил.
— Как Фогель фон Гогенштейн? Да ведь Эрих Гогенштейн умер, а его семья и брат Гуго находятся здесь, на улице Альберты-Луизы.
— Ничего не понимаю, — поднимаясь с места, сказал комендант. — Барон Гуго фон Гогенштейн, активный фашист и крупнейший помещик этого района, бежал вместе со своей семьей в Берлин дней двадцать пять назад. Никакого брата у него, по моим сведениям, нет и не было. Да вы расскажите толком, что тут произошло за эти часы без меня?
Я молча протянул полковнику подписанную им бумагу о немедленной выдаче картины господину фон Гецке и о замене ее другой.
— Недурная фальшивка. Очень здорово сделана моя подпись, прямо-таки артистическая подделка, только вот тут, над буквой «т», я обязательно ставлю черточку, так же как и под «ш».
— Как рассказывает в своих мемуарах английский разведчик Ландау, один видный германский шпион провалился только потому, что на его прекрасно сделанном фальшивом американском паспорте у орла не хватало одного когтя. Может быть, и тут такая мелкая деталь, как отсутствие черточки над «т», поможет понять, чьих это рук работа. А теперь, дорогой Андрей Ильич, поговорим серьезно. Мне кажется, что мы попали в самую гущу развернувшегося вокруг нас шпионажа, — сказал я и, закрыв двери, подробно рассказал коменданту обо всем, что произошло в этот день.
Когда я сообщил о выданном мной пропуске на вывоз за черту города гроба с «покойным» бароном и о сопровождавшей «умершего» группе немцев в семь человек, комендант слегка присвистнул и покачал головой.
— Да-а! Мы здорово здесь прошляпили с вами, Сергей Петрович! Несомненно, что за мной и вами неотступно следили находящиеся возле нас члены какой-то шпионской организации. Пользуясь моим отсутствием и вашим незнакомством с обстановкой, они вывезли из города что-то очень ценное для них.
Матросов помолчал, постучал пальцем по столу и затем позвонил.
В комнату вошел дежурный.
— Немедленно вызвать ко мне начальника заставы номер четыре со всеми сведениями за сегодняшний день и начальника поста, стоящего у загородного кладбища! Утром, к десяти часам, — бургомистра!
— А сейчас следовало бы срочно допросить переводчицу Надю. Это она передала мне вашу записку, полученную ею от фон Гецке, — добавил я.
— Вызвать переводчицу! Все! — приказал комендант.
Дежурный вышел. Занятые своими мыслями, мы молчали, прихлебывая чай. Со двора, нарушая тишину, доносились голоса солдат, да с улицы слышался мерный шаг часового.
— Дела-а! Война-то, оказывается, не только впереди, а и тут, рядом с нами, — сказал комендант и крикнул: — Ну, где там Надя, пусть поторапливается!
— Не найдут ее, товарищ гвардии полковник, никак не найдут, — доложил дежурный.
— Как так не найдут? А в ее комнате были?
— Так точно. Только оттуда. И там нету, даже постель не раскрыта. Вот Прохорчук из комендантского взвода говорит, что часов в семь она с небольшим баульчиком ушла куда-то в город.
— Вот тебе раз! — сказал Матросов. — Вызвать ко мне дежурного по городу офицера! — И негромко добавил: — Становится интересно.
Мы пошли в комнату переводчицы, находившуюся в этом же доме, этажом ниже. Нади не было. Ее платья оставались в шкафу, на стене висел халатик, вещи в полном порядке были разложены на туалетном столе.
— Ну, что вы скажете? — сказал комендант.
— Только то, что теперь я в дивизию не поеду до тех пор, пока не распутаю этот проклятый узел.
И мы обменялись крепким рукопожатием.
— Вот и отлично! Оставайтесь, сколько найдете нужным. К сожалению, я уже не могу задерживаться здесь. Завтра на санитарном самолете я улетаю в Познань. Вернусь в Шагарт, как только встану после операции. Штаб армии узаконил ваше пребывание здесь, и, значит, дорогой Сергей Петрович, все трудности этого дела пока целиком ложатся на вас. Думаю, что ехать на улицу Альберты-Луизы, проверять квартиру, которую якобы занимал этот барон, бесполезно, как не стоит искать на кладбище Ангелюс и фамильного склепа Гогенштейнов, — сказал Матросов.
— Конечно! Напрасная трата времени, ясно, что там ничего такого нет и никогда не бывало, — махнул я рукой.
— Утром бургомистр будет здесь, и мы подробно узнаем об этой милой семейке, а с поста, расположенного у кладбища, дадут нам больше данных, нежели ночной осмотр. Это все мы легко выясним. Но вот кто такая Надя, что она делала здесь и куда сбежала — это гораздо важнее для дела. И вам, дорогой Сергей Петрович, в первую очередь придется заняться выяснением этого, — сказал комендант и прошелся по комнате. — Она была прислана сюда после проверки из тыла, прибыла вместе с проходившим эшелоном. Бумаги и фотокарточки ее в порядке. Хотя… чего стоят они, эти бумаги, если мою собственную руку так ловко подделали эти господа!
Вынув из кармана фальшивку, он стал внимательно разглядывать ее.
— Интересно знать, какую роль играет эта картина и какую ценность она представляет для врагов? — сказал я.
— Совершенно ясно, что ценна она не как предмет искусства, а совсем по другой, неизвестной нам причине.
В комнату вошел молодцеватый старшина.
— Разрешите доложить, товарищ гвардии полковник, начальник заставы номер четыре старшина Глебов явился по вашему приказанию, — доложил он.
Это был бравый, подтянутый человек лет тридцати с орденом Славы и двумя медалями на груди.
— Здравствуйте, старшина! — поздоровался комендант. — А теперь вольно, садитесь и не торопясь отвечайте на мои вопросы. Много сегодня немцев прошло через вашу заставу?
— Двадцать семь человек. Из них девять женщин и двое детей. С ними было четыре детские коляски, три повозочки и одни дрожки с гробом, который провожали восемь человек.
— Та-ак. В котором часу прошли дрожки?