Рассказы (сборник)

Вельк Эм

На сам факт, что наступило это отчуждение, я все последующие годы даже внимания не обратил, да мы больше и не встречались, и только от случая к случаю я получал несколько строк от его жены. И мне показалось всего лишь странным, что однажды, когда я вновь оповестил их о своем приезде в Гамбург, она сообщила, что ее муж уехал по делам, но она все же будет очень рада. Я, конечно, к ним не поехал, а потом оба они постепенно исчезли из моей памяти, а я даже этого как-то и не заметил.

И вот он умер, а на извещении о смерти жена его попросила меня посетить ее в мой следующий приезд в Гамбург, ей нужно сообщить мне нечто весьма удивительное.

То, что произошло во время моего визита, и впрямь было довольно странным.

Сначала она рассказала, что после нашей последней встречи он вернулся домой каким-то растерянным и задумчивым, почти ничего не рассказал ей о проведенном вечере и в дальнейшем говорил обо мне очень сдержанно, а в последнее время почти враждебно. А когда она настоятельно попросила объяснения, он стал даже говорить о какой-то совершенной мною несправедливости, о моем вмешательстве в чужие дела с использованием ложных данных. Ни один человек не имеет права вмешиваться в судьбу другого человека таким путем, как это сделал я. Если же предположить, что меня не существовало и он стал бы тогда совладельцем фабрики, то его семья могла бы жить лучше и он надежнее обеспечил бы будущее своих детей. Сейчас он по-другому думает о моем вмешательстве и о своем прежнем отношении ко мне. Это вообще не имеет ничего общего с грехом и виной в христианском смысле и с преступлением с точки зрения закона. А если так, то всегда нужно предоставить ответственность тому, кто совершает проступок.

Тут, рассказывала женщина, все более приходя в волнение, она в ужасе вскрикнула и, не в силах овладеть собой, отвернулась от него. Тогда он попытался представить все сказанное всего лишь как домысел, как вполне возможную жизненную ситуацию. Но ведь нельзя же отрицать, что, имея долю у Шнейдервинд и К°, его бывшего шефа, он был бы сегодня человеком с положением, может быть, даже сенатором, и даже с большим основанием, чем те, кто добыл свои деньги другим путем.

Она беспомощно пожала плечами и робко посмотрела на меня:

— А может быть, это были всего лишь отговорки, сказанные для того, чтобы скрыть от меня заботы о будущем? Как вы считаете? Ведь возвращение к своему давнишнему заблуждению было бы бессмысленно даже в пустых воспоминаниях, к тому же он знал, что ожерелье было сделано всего лишь из жести и стекла. Вы можете в этом разобраться?

Нет, я тоже не мог разобраться в этом и изо всех сил пытался восстановить нашу последнюю встречу.

— Я бы давно обратилась к вам, — продолжала удрученная женщина, — но он категорически запретил мне. И, наконец, я подумала, что при наших не столь уж успешных делах он хотел лишь проверить, не стану ли я в такой ситуации, как его, ну, скажем, более великодушной, что ли. А может быть, после встречи с вами, где определенно снова шла речь о той старой истории, он вдруг устыдился своего прежнего признания? А может быть, ему стало стыдно передо мной сначала за эту историю, а потом за свою глупую попытку представить ее в невинном свете? Все это было бы ужасно глупо, потому что мне-то известны его порядочность и честность, которые с годами выросли до педантизма. А вы тогда, при вашем последнем разговоре, ничего особенного не заметили?

Тут до меня постепенно дошло, что же на самом деле случилось после той беседы, и я задним числом ужаснулся, как глубоко и сильно может запутаться душа настоящего торговца. Или душа человека вообще? Но имел ли я право сказать об этом его жене? Имел ли я право разрушить образ, который в ее верующем сердце был окружен ореолом за одно лишь добровольное радостное признание, а также за раскаяние в воображаемом грехе? Я сказал ей, что ничего не знаю и ни о чем не догадываюсь. Может быть, причина его изменившегося ко мне отношения была на самом деле в том, что он, несмотря на все свое искреннее раскаяние, с возрастом все же стал стыдиться того, что однажды в жизни был совсем близок к страшному греху.

Она восприняла это с радостью и благодарностью.

— Ваше подтверждение делает меня просто счастливой. Да, я чувствую, что это было так. То, что он когда-то вынашивал преступную мысль, могло с годами показаться ему

невероятным. Поэтому он опять вспомнил об этой истории и разрисовал себе, какие бы успехи она ему принесла, если бы осуществилась. Причем он ведь знал, что это были всего лишь стекляшки и жесть. Просто он занимался самобичеванием, да, да, конечно! А вас он вдруг заподозрил в том, что своим вмешательством тогда в Америке вы отняли у него возможность самому справиться с искушением! Его заслуга перед богом показалась ему из-за этого намного меньше. А вы тоже думаете так?

— Конечно, это так, — сказал я и повесил тем самым еще одну фальшивую жемчужину на драгоценное украшение — Правду. Ведь только теперь я понял, что произошло с ним в тот вечер нашего последнего разговора. Когда его обывательские ханжеские рассуждения о вечной ценности Правды и преходящей малоценности всякой Неправды стали слишком действовать мне на нервы, я рассказал ему историю об украшении той дамы из пансионата в Америке. То есть, все то, что я рассказывал ему тогда о подделке ожерелья и все эти годы подтверждал, было неправдой. Сказал я ему примерно следующее: «Украшение той дамы, дорогой мой, было настоящим! Мне это доподлинно известно. Когда я однажды должен был починить лампу в комнате дамы, ожерелье действительно лежало на столе, но в комнате была горничная. Потом вошла дама, сразу же бросилась к своему украшению и стала злобно выговаривать девушке, как та могла оставить такую дорогую вещь на виду, когда в комнате находятся посторонние люди. Это было просто оскорбительно. Я оставил ее с неисправленной лампой и ушел. Тогда еще эта мерзавка пожаловалась боссу. И тот подтвердил подлинность необыкновенного украшения, так как должен был каждую ночь запирать его в сейфе».

— Значит, тогда в Флейшменсе вы мне все наврали? — спросил, нахмурившись, недовольный торговец.

— Называйте это как хотите, дорогой друг! Я видел ваше состояние и понял, что только рассказ о том, как богачи обычно обращаются со своими драгоценностями, может уберечь вас от необдуманного поступка; потому я и придумал сказку о подделке.

Вместо того чтобы успокоить, мое объяснение возбудило его еще больше:

— Так как украшение было настоящим и очень дорогим, то если бы вы только не вмешались — мне, предположим, все удалось… Вы ведь сами все время осуждали несправедливое распределение благ, — как же вы только додумались?..

Это было для меня уже слишком, и я сказал твердым голосом:

— А разве было бы более справедливое распределение, если бы «Шнейдервинд и К°» унаследовали бы доллары от украденного ожерелья? Кроме того, вы более двадцати лет не только одобряли мое вмешательство, но даже слишком щедро благодарили за него!

В ответ он покачал головой:

— Но я ведь до этого момента верил, что эти украшения были дешевой подделкой!

— Ну и что?

— С точки зрения коммерции…

Я заметил, как с какой-то зловещей быстротой менялось его лицо, приобретая прежнее выражение и черты, как тогда в Флейшменсе, когда искушение готово было одержать над ним верх. А так как он стал неразговорчив и, по-видимому, устал, мы в тот вечер вскоре расстались, а потом я принял его странное поведение за смущение и неспособность разобраться в цене Правды и Неправды. И совсем не подумал, что мой рассказ мог иметь последствия. Да еще такие, как у него.

Пусть тот, кто хочет, по своему усмотрению и возможностям добавит еще одну жемчужину в это ожерелье.

Колокола славы

История также и для взрослых

Я хочу рассказать историю, которая может подтвердить, что многое в жизни нашего народа за последние пятьдесят, шестьдесят лет изменилось. Но она покажет также, что многое в жизни людей остается на протяжении пятидесяти, шестидесяти лет неизменным. История эта заставит читателя призадуматься. Описываемые в ней события происходили, как уже сказано, пятьдесят лет тому назад, но с таким же успехом они могли случиться в любое время. Я даю ей название: «Колокола славы».