Рассказы (сборник)
Шрифт:
VIII
Советник идет по главной улице, на сей раз по левой стороне. Критически оглядывая витрины, он молчаливо оценивает состояние экономики. С удовлетворением констатирует, что никаких перемен к лучшему не видно. В сущности, все то же самое: жестяные брелоки и браслеты; пепельницы из отходов металла; треугольные продырявленные штуковины из жести, теперь уже непонятно для чего употреблявшиеся на войне, превратились в шумовки; несколько дюжин картонных коробочек, оклеенных пестрой бумагой, предназначены для хранения девичьих богатств и стоят шесть марок штука; зажигалки из гильз без кремней; зверьки из необструганных досок в роли детских игрушек; деревянные туфли по ордерам; маленькие грабельки по ордерам; молоточки по ордерам; ему, например,
Сегодня ему везет: газета в витрине на месте, можно почитать. Хотя особенно и незачем, там все одно и то же, но, может, Трумэн хоть яснее дал понять, чего ждать дальше. В газетах советник внимательно читает лишь зарубежные новости. Греция, Китай, Палестина, Индонезия, Индия, первым делом обычно страны, где еще или уже опять идет война. Затем ООН, Совет безопасности; эту постоянную свару они называют миром между народами; нет, он не был приверженцем нацистов, но вот их больше нет, и Гитлер мертв, и фашизм искоренен, а все равно уже три года воюют и вооружаются пуще прежнего. Немцы теперь миру не угрожают, почему же нет в мире мира?
Газета сегодня неинтересная. Советник сворачивает на соседнюю улицу, и лицо его оживляется. Он останавливается, противоречивые мысли и чувства внезапно охватывают его. Он видит грузовик с брикетами, один борт опущен, куча брикетов лежит на тротуаре, один отлетел далеко в сторону, поблизости ни души, лишь дорожка из угольной пыли от грузовика к дому указывает, куда понесли брикеты.
Советник продолжает стоять в задумчивости. Из дома выходят двое мужчин с корзинами, один взбирается на машину, наполняет лопатой две корзины, затем оба взваливают их на спины и исчезают в доме. И снова улица безлюдна.
До сегодняшнего дня советник соблюдал предельную строгость правил; но тут словно невидимый змий подсунул ему яблоко искушения. Советник делает три шага к машине и останавливается перед брикетом, отлетевшим дальше других. Он чувствует, как кровь отхлынула у него от лица и прихлынула к сердцу, которое стучит громко и часто. В смятении он окидывает взглядом одну сторону улицы, другую, ряды домов справа и слева. У самого крайнего дома играют двое детей. А дальше все происходит так: быстро наклонясь, советник сует в портфель брикет и продолжает путь. Мимо машины, не удостаивая ее взгляда, мимо кучи угля, на которую даже не смотрит, и удовлетворенно чувствует, как успокаивается бурный ток крови. Оглянувшись, он с облегчением убеждается, что угольщики еще не вышли из подвала. Он поворачивается опять и хочет уже идти дальше и тут видит, что на земле валяется. еще один одинокий брикет, и опять наклоняется и таким же манером сует его к себе в портфель. Советник хочет закрыть портфель, но, подумав, берет под мышку, ускоряет шаг, а метров через десять, намереваясь свернуть за угол, вновь с забившимся сердцем констатирует, что оба угольщика теперь вышли, стоят возле машины и смотрят ему вслед.
За углом на первом же доме справа советник видит металлическую табличку: «Школьный врач. Комиссия здравоохранения». Хотя ему там совершенно нечего делать, он быстро входит в дом и поднимается по лестнице, лишь бы не оставаться на улице, а когда из застекленной двери на втором этаже выходит женщина с мальчиком, советник спешит за эту дверь и вдруг оказывается перед симпатичной молоденькой медсестрой, которая спрашивает, что ему угодно, и советник беспомощно, слегка запинаясь, но, впрочем, вполне вразумительно спрашивает, как можно получить консультацию детского врача: у него, видите ли, есть внук, который в последнее время ему что-то не нравится, нельзя ли его сюда прислать. Любезно условившись о дате, он прощается и как бы в легком хмелю спускается вновь по лестнице, отягощенный отныне двумя грехами: воровства да вдобавок еще обмана. Два этих адских призрака так занимают его, что, лишь оказавшись на тротуаре, он вспоминает о необходимости оглянуться, не поджидают ли его еще там на углу два черных угольщика.
Впервые с тех пор, как он живет в этом городе, советнику не доставляет радости мысль, что улица, по который он теперь идет, все еще носит имя Бисмарка. Он даже не знает, как очутился на ней, не знает, что написано в газете, которую он стал снова читать у другой витрины. Он читает и читает про события в мире, и они понятны ему не больше, чем то, что произошло с ним. Стыда он не испытывает, он вовсе и не пытается сравнить советника былых времен с нынешним. Испытывает он просто сильное удивление, постепенно перерастающее в догадку, что он переступил какой-то высокий порог Он решает разобраться в необычных ощущениях этого дня и не завтра, а прямо сегодня заглянуть к своему другу доктору Кильморгену, чтобы с ним поговорить.
IX
До вчерашнего дня Бисмаркштрассе была крайним пунктом прогулок советника, здесь он мог всякий раз с язвительным удовлетворением убеждаться, куда все идет и насколько правильна была его отрицательная позиция. Это, в сущности, главная улица города, и имя, данное ей некогда и сохраненное из чувства пусть даже тайного уважения, ласкает слух советника как противовес всему этому хламу в витринах, который доказывает, что способна произвести новая немецкая экономика.
Улица кишит иностранными солдатами. Каждый день советник возмущается этой картиной и каждый день тянется на нее взглянуть: чужие солдаты здесь, в центре Германии, три года спустя после окончания войны, и держатся миролюбиво, прямо-таки приветливо; а немецкие мужчины, женщины и дети уже не видят в этом даже ничего особенного, ведут себя так, будто все это совершенно естественно, да еще с таким удовольствием разглядывают эти так называемые товары в витринах, будто барахло это и впрямь свидетельствует о том, что дела идут на поправку. Конечно, сегодня советника волнует другое: ему просто не по себе от сознания, что он вынул совесть свою из груди и спрятал в портфель. И хотя случиться такое могло лишь возле машины с углем, надо вернуть все на свои места. Но прежде он хочет посоветоваться с другом и, покаявшись, вновь обрести под ногами твердую почву.
Доктор Кильморген был когда-то юрисконсультом большой бумажной фабрики на Одере, партайгеноссе, по необходимости, разумеется, он, конечно, не был приверженцем нацистов. Но разве мог он как юрисконсульт допустить гибель акционерного общества или даже просто свою собственную? За это после тысяча девятьсот сорок пятого ему пришлось год поработать в лесу, и теперь, после денацификации, он частный «советник по финансовым и налоговым вопросам» для частных деловых людей. Что ж, он и это переносит с достоинством, у него уже есть машинистка. Но в душе юрисконсульт не капитулировал, не продался за чечевичную похлебку, нет. Все это просто политика.
«Д-р Кильморген, юрисконсульт в отставке, переехал на Тальштрассе, 34, вход со двора, первый этаж», — написано на дверях. Советник удивлен и озабочен. Тальштрассе находится далеко от деловых кварталов. Да еще вход со двора. Не похоже на расширение дела, что-то, видно, произошло. Дружеские чувства заставляют советника забыть про собственные заботы, теперь он действительно обязан к нему пойти.
Дом, слава богу, на вид оказывается приличным, и пусть он даже стоит во дворе, стало быть, публика в нем обитает не самая почтенная, но не обязательно юрисконсульту жить с кем-то в общей квартире; и действительно, рядом с основной дверью есть отдельный вход, а на нем висит прежняя табличка: «Д-р Кильморген, юрисконсульт в отставке, консультации по финансовым и налоговым вопросам». Когда-то ее писал советник.
Юрисконсульт открывает сам и выражает радость. Советник радости пока не выражает: быстрый взгляд в комнату убеждает его, что перемены тут произошли к худшему. Письменным столом служит дешевый обеденный стол, на нем стоит портативная пишущая машинка, свидетельствуя, что юрисконсульт, как в начале своей карьеры, сам печатает свои бумаги. Но кодексы на месте, и маленькая подставка для папок, и сами папки с бумагами, и конторские книги. И вид у юрисконсульта, кажется, довольный.
Советник: «Вы переехали?»