Рассказы (сборник)
Шрифт:
— Не тяните кота за хвост, — невежливо прервал его Иосиф. — На первой фотографии — помещение, заполненное людьми. Видимо, это евреи, предназначенные к уничтожению. На второй — то же самое, плюс немецкий офицер. На третьей — гора трупов, плюс тот же самый немецкий офицер. Вы утверждаете, что промежуток между фотографиями — три минуты…
— Может быть, четыре, — рассеянно заметил Визель. — Не отвлекайтесь.
— Все эти люди мертвы. Кроме офицера. То, что подействовало на них, не подействовало на него. Вы изобрели какой-то способ умерщвления… из тех, о которых рассказывал Фриц. Это вы хотите мне сказать?
— Мы его не изобретали, — мягко поправил собеседника Визель. — Это очень, очень старый способ. Вот, — он протянул Иосифу ещё одну фотографию. — Между прочим, этот снимок стоил фотографу жизни. Тогда у нас не было автоматических камер…
На пожелтевшем квадратике плохой фотобумаги был виден кусочек столешницы. На ней стояла полуприкрытая покрывалом клетка. Покрывало было откинуто, и было видно, что внутри сидит странное существо: небольшой зверёк размером с кролика, но с петушиной головой. Снимок был не очень хорош: похоже, фотограф не успел навести объектив на резкость.
— Это царёк, или василиск. Очень редкое магическое существо, — пояснил хозяин. — У него есть способность убивать взглядом. По преданию, всё живое, на что он посмотрит, обращается в камень. На самом деле это, конечно, сказки, просто мышцы моментально твердеют… Очень интересный эффект. Трупы можно грузить, как брёвна. Работать с василиском очень рискованно, но альтернатива была ещё хуже…
— Подождите, — профессор сжал голову руками. Альбом сполз с коленей и упал на пол. — Подождите, не сразу. Поймите, я вам верю. Я достаточно общался с вашими бывшими коллегами, Йорг, и меня очень трудно удивить. Фриц рассказывал мне о том, что такое были ваши подводные лодки…
— А он рассказывал вам о том, как взбесившаяся субмарина сожрала весь его экипаж? — с интересом спросил Визель. — Очень поучительная история.
— Рассказывал, — профессор чуть улыбнулся. — Но я позволил себе ему не поверить.
— И правильно, — заметил Визель. — Типичная моряцкая байка. На самом деле личинки морского змея очень преданы своим дрессировщикам… Сейчас их уже не осталось, — добавил он. — Последнюю субмарину убили англичане. Поговаривают, что их военные до сих пор держат одну неактивную личинку в этом своём озере… как его… Лох-Несс. Но я в этом сомневаюсь. Хотя личинка может находиться в таком состоянии несколько столетий, пока не найдётся достаточно сильный маг… Но среди людей таких нет. А мы вряд ли снова пойдём на сотрудничество с людьми.
— Кстати, Йорг, у меня к вам ещё один вопрос. Фриц говорил… Впрочем, неважно. Скажите, вы человек?
— Ах, вы и это знаете, — ухмыльнулся Визель. — Я кобольд. Ничего особенного, довольно распространённый народец. Вот фюрер был баньши, причём чистокровный, это большая редкость. У баньши исключительные гипнотические способности, к тому же дар предвидения… Когда немецкие маги предложили нам сотрудничество, они хотели, чтобы Германию возглавил именно баньши. Хотя наша сторона настаивали на гоблине. И были правы, замечу. Впрочем, теперь всё это неважно.
Профессор Цойфман вздохнул.
— Лично мне понадобилось немало времени, чтобы переварить этот факт. Что существуют, э-э, как бы это выразиться…
— Мы называем себя «магические народы». Народы, способные к магии. Или, скажем так, имеющие отношение к магии. Нас очень немного, и мы предпочитаем не ввязываться в человеческие дела. Та ситуация с нацистами больше не повторится. Никогда не повторится. Кстати, — Визель неожиданно сменил тон, — откуда вы узнали, что единорогов не существует?
— Фриц говорил, — вспомнил профессор. — По его словам, он всю жизнь мечтал увидеть единорога…
— И узнал, что их больше нет. Последнего единорога убили крестьяне в семнадцатом веке веке. За то, что загрыз девушку… Ужасная потеря. Я имею в виду единорога, разумеется. Магических животных вообще очень мало, и все они живут в труднодоступных местах. Вы не представляете себе, какой ущерб потерпела магическая фауна в результате этой нелепой войны! Нет, нет, больше никогда.
— Всё-таки, откуда вы взялись? Тролли, гоблины, кобольды? Вы относитесь к виду Homo, или?.. — профессор не договорил.
— Ах, профессор, на этот счёт существует множество мнений, — Визель картинно развёл руками. — Не думайте, что историческая наука у нас находится в лучшем состоянии, нежели у людей. Скорее наоборот. Чего греха таить — мы всё ещё пребывали в первобытной дикости, когда у вас уже существовала высокая цивилизация. Сатиры, кентавры — всё это были жалкие дикари, не знавшие огня и едва владевшие членораздельной речью, и прекрасные древние греки совершенно напрасно им поклонялись… Увы, способность к магии отбивает охоту к совершенствованию орудий труда, а значит, и к мышлению. Фактически, какое-то движение вперёд у нас началось во времена вашего средневековья, и то только благодаря человеческим магам. Которые нам дали цивилизацию… и, увы, время от времени использовали в своих целях. — Визель запнулся. — Кстати, профессор, вы тоже принадлежите к магическому народу. Вы это знаете?
— Мне что-то говорили об этом, но я так ничего и не понял, — вздохнул Иосиф. — Честно говоря, я так и не смог заставить себя поверить в богоизбранность евреев, несмотря на большие усилия. Хотя, разумеется, я отдаю себе отчёт в том, что еврейская культура и религия — это исключительные явления. Но их исключительность…
— Простите, профессор, я вас перебью, — Визель улыбнулся. — Вы не хотите посмотреть на мою змею?
Иосиф, недоумевая, поднялся с кресла и подошёл к террариуму. Там под мощной лампой грелся полоз. В середине его тела было заметно небольшое утолщение.
— Она только что съела жабу, — пояснил хозяин. — Вы знаете, что, оказавшись в желудке змеи, жаба выделяет полезные вещества, помогающие змее её переваривать?
Иосифа передёрнуло.
— Вижу, вам неприятно. А я вижу в этом ещё одно проявление Weltweisheit, мировой мудрости… Вы верите в целесообразность космоса? Я — да. Мир, несомненно, устроен как большое целое, каждая часть которого находится на своём месте. Разумеется, каждому существу его место кажется недостаточно уютным. Но оно, как правило, не замечает тех благ и преимуществ, которыми оно пользуется как чем-то само собой разумеющимся. В конечном итоге всё уравновешивается, и каждый получает своё.