Рассказы-созерцания
Шрифт:
Погода смеялась над гостем: ветер дергал за рукава, сбивал шляпу. Моросящий дождь щекотал шею, пробирался за шиворот. Мусин думал, что, может, сделал большую глупость, примчавшись в Ялту… Но развернуться и ехать домой не решался.
В толпе Мусин заметил цыганку. Одной рукой она придерживала большой красный платок, накинутый на плечи. Другой – приподнимала пеструю юбку, перешагивая через лужи.
Дмитрий Дмитрич побаивался цыганок. Но в этот раз обрадовался и первым заговорил с девушкой.
– Посмотрите, – робко обратился он, поставил вещи на мокрый асфальт и протянул руку.
Девушка тут же цепко ухватилась за ладонь и нахмурила брови.
– Какой сейчас год? Какого животного?
– Год… год собаки. Огненной собаки, – тихо ответил Мусин.
– Значит, скоро встретишь собаку…
Дмитрий Дмитрич просиял.
– …Только ничего хорошего из этого не выйдет. Всё. Больше не вижу.
Мусин протянул цыганке деньги, та быстро спрятала их где-то в складках и убежала. Дмитрий Дмитрич, растерянно озираясь, пошел дальше.
2
Уже неделю Мусин просыпался с рассветом, шёл гулять в парк, завтракал в кофейне, снова гулял по парку, обедал в саду, гулял ещё… И не находил себе места. Везде он всматривался женщинам в лица и в каждой готов был увидеть свою Анну Сергеевну. Но женщины гуляли одни, без собачек и никогда не садились за соседний стол. И Мусин ни с кем не заговаривал. И это повторялось изо дня в день. И стало надоедать.
Дмитрий Дмитрич думал купить билет и немедленно уехать. Но, представив, какую очередь придется выстоять у кассы, сколько времени провести в поезде, Мусин откладывал день отъезда.
Ещё Мусина одолевали мысли о собаке. Он и злился на цыганку за предсказание, и обижался, и проклинал, но сделать с собой ничего не мог. И сам не заметил, как стал избегать тех дорожек в парке, по которым утром гуляли хозяева с питомцами. Стал вздрагивать от резкого скрипа двери, похожего на лай мопсов или шпицев. Слышал в работе машинных моторов злое рычание.
Однажды, облаянный какой-то бездомной хромой собачонкой, Мусин сидел на скамье в парке и плакал. Собачонка вертелась рядом, давно забыв про Дмитрия Дмитрича, и тихо скулила, наступая на больную лапу.
Лишь ближе к рассвету, когда собачонка забилась под скамью и уснула, Дмитрий Дмитрич поднялся, отошел на цыпочках несколько метров и побежал в гостиницу.
3
На следующий день Мусин пришел в кофейню позже обычно, сел за первый свободный стол.
Лениво ковыряясь ложкой в каше, Мусин размазывал её по всей тарелке, выводил непонятные узоры зубочистками. Он не хотел есть. Он уже ничего не хотел. Даже встретить Анну Сергеевну. Даже оказаться дома.
На улице моросил дождь. Такой же, как вчера и позавчера, и неделю назад. И люди заходили в кофейню, мокрые и холодные. Садились за маленькие круглые столики и отогревались чаем. Некоторым не хватало места. Тогда они, потоптавшись немного в дверях, снова открывали зонтики и шли мимо серых окон. На улице моросил дождь. Такой же, как вчера. И позавчера. И неделю назад.
Кто-то теплый и светлый молча положил сиреневое пальто на стул рядом с Мусиным и ушел.
Через несколько минут женщина вернулась, тихо села напротив. Ей принесли фруктовое мороженое. Мусин взглянул на ледяной десерт и поежился.
Гостья неохотно взяла ложку, поела немного и отставила чашку в сторону. После чего, подперев одной рукой бледную щеку, уставилась на Дмитрия Дмитрича. Тот делал вид, что не замечает, и продолжил перемешивать кашу. Из каши торчали зубочистки.
Мусин чувствовал, что сейчас засмеется. Но не хотел смеяться первым. Хотел, чтобы улыбнулась гостья.
Женщина как назло сидела неподвижно и равнодушно смотрела в тарелку.
– И что? – спросила она, убрав руку от лица.
Мусин не расслышал. Замер. Представился. Гостья молча кивнула.
– Простите?
Мусин подумал, что женщина тоже представилась, только он опять не услышал.
– Маша.
«Маша, так Маша».
И он заговорил о погоде. Гостья почти не слушала. Ей было скучно, и она этого не скрывала. Смотрела в лицо Мусину с холодной жалостью, далекой от сочувствия.
Ближе к закату они встали из-за стола. Мусин подал пальто, шарф. Подавая мокрый зонтик, изловчился коснуться руки: холодная.
– Вы замерзли?
Маша отрицательно покачала головой, завязала шарфик и вышла на улицу. Мусин оделся и выбежал следом: на крыльце никого не было.
Женщина нарочно медленно шла по тротуару и ждала, что Мусин догонит. Так он и сделал.
– Зачем убежали? Я вас чем-то обидел?
Маша молчала и шла дальше. От этого молчания Мусин чувствовал себя беспомощным. И виноватым. Виноватым в том, что так долго рассказывал скучные истории, делал глупые комплименты, просил слушать.
– А там, откуда вы, зимой много снега? – спросила она.
– Конечно.
Маша улыбнулась, и Дмитрий Дмитрич успокоился.
4
Через парк прошли молча. Свернули на не знакомую Мусину улицу.
– А знаете, – немного повеселев, заговорила она, – мой муж очень глуп. И я, конечно, очень глупа, раз терплю его…
Что говорила Маша дальше, Мусин помнил плохо. Это был несвязный рассказ, смешанный с воспоминаниями и улыбками. Его нужно было рассказать. И совсем не обязательно – услышать.
Дмитрий Дмитрич разглядывал Машу: худая и бледная. Она вдруг напомнила бездомную собачонку из парка. И с каждой секундой сходство это становилось для Мусина всё очевидней. Он больше не находил в себе ни нежности, ни жалости. Чувство вины стало раздражать.
Теперь он искал повод уйти.
На одной из улиц к ним, звонко гавкнув, подбежала огромная черная дворняга. Мусин попытался скрыть испуг, но Маша заметила.
– Вы боитесь собак?
– Нет, конечно. С чего вы взяли.
Маша погладила дворнягу, и они пошли дальше.