Рассказы. Девяностые годы
Шрифт:
Босс сказал, что понял.
Стилмену удалось строго мигнуть Смиту, который зазевался и распустил губы в бессмысленной ухмылке.
— И непосвященным известно, что горная порода растет, обрастает, но та порода, образец которой сейчас у меня в руке, находится в процессе распада — попросту говоря, гниет, — настолько глубокого распада, что ее трудно отнести к какому бы то ни было геологическому периоду, точно так же, как неизвестно, к чему отнести совершенно разложившийся труп.
Босс заморгал и наморщил лоб, но взял себя в руки и сказал:
— Совершенно верно.
—
Морщины на лбу у босса разгладились.
— Район просто гниет — просто гниет.
Он снял очки, протер их, утер лицо; затем внимание его привлекли камни под ногами. Он поднял один и осмотрел.
— Не удивлюсь, — рассеянно пробормотал он, — не удивлюсь, если в здешних бухтах и оврагах окажется наносное золото или олово, возможно, даже серебро, вполне возможно, сурьма.
Босс, по-видимому, заинтересовался.
— Не скажете, где бы мне поблизости остановиться на несколько дней со своим слугой? — спросил тут Стилмен. — Я б с удовольствием здесь передохнул.
— Не знаю, — ответил босс. — Прямо не знаю. Ближе всего Пахиатуа, но это отсюда миль семь.
— Знаю, — задумчиво проговорил Стилмен. — Но я твердо рассчитывал найти здесь жилье, иначе уехал бы дальше в фургоне.
— Если хотите, — сказал босс, — если вас не смущают плохие условия, можете переночевать у нас, милости просим.
— Если только я не причиню вам хлопот, никак не нарушу ваш бюджет…
— Какие хлопоты? — перебил босс. — Ребята обрадуются. А спать можно в пустой хибаре. Оставайтесь. И погода к ночи портится.
После чая Стилмен услаждал босса и других любознательных тружеников краткими, непринужденными лекциями по геологии и еще на кой-какие темы.
Тем временем Смит в отдаленной части лагеря свистал на свистульке, пел, не хуже прочих рассказывал байки и обеспечил себе популярность, по крайней мере, на несколько ночей вперед. После нескольких доз питья, которое разливали из большой бутылки по кружкам, язык у него развязался и он объявил, что вся эта геология — чушь собачья и что будь у него хоть половина хозяйских денег, он бы в жизни не стал ковыряться в грязи, как паршивый муравьед; хозяина он при том почтительно именовал «Древней породой». А вообще-то, сказал он, работенка у него — грех жаловаться, особенно если погода хорошая; пара монет в неделю, на всем готовом, и денежки верные; а всего делов-то — присмотреть за багажом, устроиться на ночлег; когда надо, выкопать какой-нибудь там комок или камень, да еще (правда, это самое нудное) прикидываться, будто интересуешься старой глиной и камнями.
Ближе к полночи Стилмен отбыл в свободную хибару, в сопровождении Смита, навьюченного мешками и одеялами, которые предоставили в их распоряжение гостеприимные хозяева. Смит зажег свечу и стал стелить постели. Стилмен сел, снял очки и ученое выражение лица, бережно положил очки на полочку, вынул из сумки
— Войдите.
Один из рабочих принес котелок горячего кофе, две кружки и печенье. Он сказал, что подумал — небось вы, ребята, перед сном не прочь побаловаться кофейком, а мы забыли вам сказать, чтоб вы подождали. Еще он сказал, что пришел узнать, хорошо ли мистер Стонлей и его слуга устроились на ночь и хватит ли им одеял. За хибарой есть дрова, в случае чего можно затопить.
Мистер Стонлей отвечал, что весьма признателен и тронут вниманием, оказанным ему и его слуге. Он просил извинить его за доставленное беспокойство.
Землекоп, человек серьезный, уважавший талант и интеллект во всех проявлениях, сказал, что никакого беспокойства, в лагере скука и ребята всегда рады, когда появляется кто-нибудь со стороны. Затем, после краткого обмена суждениями относительно вероятной устойчивости наступившей погоды, они пожелали друг другу спокойной ночи, и тьма поглотила серьезного человека.
Стилмен влез на верхние нары у одной стены, а Смит занял нижние напротив. Рядом с ложем Стилмена, как всегда, горела свеча; он зажег трубку, чтоб еще разок пыхнуть перед сном, и не сразу погасил свечу, чтоб Смит успел насладиться торжественной гримасой, которую он состроил. Смит глубоко оценил ее и достойно скривился в ответ. Тогда Стилмен задул свечу, лег и немного попыхтел трубкой. Потом он хмыкнул, и Смит отозвался эхом. Стилмен крякал еще и еще, и ему вторил Смит. Потом все затихло в темноте, и вдруг Смит крякнул дважды. Тут Стилмен сказал:
— Господи, да хватит тебе, Смит, дай человеку поспать.
И тишина в темноте больше не нарушалась.
Назавтра им предложили еще остаться, и Стилмен отослал Смита проверить, цел ли багаж. Смит отсутствовал часа три, потом вернулся и доложил, что все в порядке.
Они задержались на несколько дней. После завтрака, когда все шли работать, Стилмен и Смит на глазах у всех копались в слоях и пластах, демонстрируя честные намерения. Потом они незаметно перемещались за кусты, располагались в укромном местечке, разжигали костер, если было холодно; Стилмен читал и курил, лежа на травке, строил планы на будущее и совершенствовал Смита, пока оба не замечали, что дело идет к обеду. А вечерами они приносили в лагерь черную сумку, набитую осколками, и Стилмен после чая читал лекции об этих минералах.
Дня через три Стилмен разговорился с одним рабочим. Тот шел на работу. Это был длинный парень с темным лицом и с виду безобидной усмешкой. По здешним понятиям, он был скорей трудяга, чем лоботряс, и уж вовсе не смахивал на долдона.
Трудяга сказал:
— Что скажете насчет босса, мистер Стонлей? Вы ему здорово понравились, и он так увлекается геологией.
— По-моему, он очень приличный и умный молодой человек. Видимо, начитанный и знающий.
— А ведь не подумаешь, что он в университете учился! — сказал трудяга.