Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 24
Шрифт:
Бен начал медленно сдавать. Джоан монотонно заговорила:
— Семерка бубновая; червовый валет; червовый туз; тройка пик; десятка бубновая; шестерка трефовая; десятка пиковая; восьмерка трефовая…
— Бен, я впервые в жизни вижу тебя удивленным.
— Так ведь она назвала всю колоду без единой ошибки! Даже у дедушки Стоунбендера не получилось бы лучше!
— Высокая оценка, дружище. Давай попробуем по-другому. Я отвернусь и не буду смотреть на карты. Не знаю, что получится: мы всегда работали с ней вдвоем. Теперь попробуй ты.
Через несколько минут Коуберн положил последнюю карту.
— Здорово! Ни одной ошибки. Джоан встала и подошла к столу.
— А почему в этой колоде две червовые десятки? — Она вытащила из колоды карту. — Ага! Ты думал, седьмая карта — червовая десятка, а это бубновая десятка. Видишь?
— Верно, — согласился Бен. — Извини, что я сбил тебя с толку. Здесь довольно темно.
— Джоан больше озабочена художественным эффектом освещения, чем собственным зрением, — объяснил Фил. — Я рад, что так случилось; это доказывает, что она применяла телепатию, а не ясновидение. Теперь попробуем немножко математику. Опустим элементарное, вроде кубических корней, сложения и логарифмов гиперболических функций. Можешь поверить мне на слово: все это для нее семечки. Позже, если захочешь, проверишь сам. Мы продемонстрируем тебе кое-что получше. Тут тебе и скоростное чтение, и абсолютная память, и работа с немыслимым количеством перестановок и сочетаний, и математический поиск выбора. Ты пасьянс умеешь раскладывать, Бен?
— Ну конечно.
— Тогда хорошенько перемешай карты и разложи пасьянс Кэнфилда слева направо, а потом раскрывай из оставшейся колоды до тех пор, пока не застрянешь.
— Ладно. А в чем тут смысл?
— Когда пасьянс застопорится, стасуй колоду разок и подними карты по одной так, чтобы Джоан быстро взглянула на картинку. Потом подожди минутку.
Коуберн молча сделал все, что его просили. Джоан сказала:
— Придется тебе повторить, Бен. Я вижу только пятьдесят одну карту.
— Наверное, две слиплись. Постараюсь поаккуратнее. Он повторил процедуру.
— Теперь пятьдесят две. Хорошо.
— Ты готова, Джоан?
— Да, Фил. Поехали, складывай: черви на шестерку, бубны на четверку, пики на двойку, трефы не трогай. Коуберн взглянул с недоверием.
— Ты хочешь сказать, что пасьянс сойдется?
— Попробуй и увидишь.
Бен начал медленно собирать пасьянс. В одном месте Джоан его прервала.
— Нет, сюда лучше положи кучку с червовым королем, а не с пиковым. Если положишь пикового короля, то откроется трефовый туз, но как минимум три червовые карты окажутся недоступными.
Коуберн ничего не сказал, но последовал ее совету. Она еще дважды останавливала его и предлагала другой выбор.
Пасьянс сошелся в точности так, как она предсказала.
Коуберн взъерошил волосы и уставился на карты.
— Джоан, — спросил он смиренно, — у тебя головка не бо-бо?
— От этой чепухи? Да тут и думать-то не о чем.
— Знаешь, — серьезно проговорил Хаксли, — мне кажется, она действительно не напрягалась. Насколько я могу судить, мыслительный процесс совсем не требует потребления энергии. Очевидно, любой человек способен правильно думать без усилия. У меня есть подозрение, что как раз ошибочное мышление вызывает головную боль.
— Но, черт подери, как она это делает, Фил? Да у меня голова начинает болеть, как только я представлю себе, сколько времени ушло бы на решение этой проблемы обычными математическими методами!
— Не знаю, как она это делает. И она сама не знает.
— Тогда как же она научилась этому?
— Об этом поговорим позже. Сначала посмотри наш коронный номер.
— Нет, больше не могу. Я и так обалдел.
— Тебе понравится.
— Погоди-ка, Фил, Я сам хочу провести эксперимент. С какой скоростью Джоан читает?
— С мгновенной.
— Хм… — Бен вытащил из кармана пиджака пачку листов с напечатанным текстом. — У меня здесь второй экземпляр статейки, которую я сейчас пишу. Пусть Джоан прочтёт страничку. Ладно, Джоан?
Коуберн вынул одну страницу из середины и протянул Джоан. Она мельком взглянула на нее и отдала ему. Он недоуменно спросил:
— В чем дело?
— Ни в чем. Проверяй, я начинаю. — И она быстро забубнила: — Страница четыре:…согласно Каннингэму, издание пятое, страница 547, «…другой пучок волокон, а именно fasciculus spinocerebellaris (задний), проходящий вверх в боковой finiculus medulla spinallis, постепенно уходит из этой части medulla oblongata. Этот участок лежит на поверхности, и он…»
— Довольно, Джоан, остановись. Бог знает, как тебе это удалось, но ты за долю секунды прочла и запомнила целую страницу, напичканную специальными терминами. — Он лукаво улыбнулся: — Однако на некоторых словах ты слегка спотыкалась. А дедушка Стоунбендер произнес бы все без запинки!
— Чего ты хочешь? Я не понимаю значения половины слов!
— Джоан, как ты научилась всему этому?
— Честное слово, доктор, не знаю. Это вроде того, как учишься ездить на велосипеде: свалишься раз, другой, третий, а потом в один прекрасный день садишься и едешь как ни в чем не бывало. А через неделю ездишь уже без руля и пробуешь всякие трюки. Вот так и со мной случилось — я знала, чего хочу, и в один прекрасный день научилась. Давайте продолжим, а то Фил уже нервничает.
Коуберн погрузился в задумчивое молчание и безропотно позволил Хаксли подвести себя к письменному столу в углу комнаты.
— Джоан, можно открыть любой ящик? О'кей. Бен, вытаскивай ящик, все равно какой, вынимай из него что захочешь и клади туда что душе угодно. А потом не глядя перемешай все в кучу, вытащи несколько предметов и положи в другой ящик. Я хочу исключить возможность телепатии.
— Фил, я рада, что тебя не волнует, какой кавардак будет у меня в столе. Мои бесчисленные секретарши с наслаждением наведут там порядок, когда ты наиграешься.
— Малышка, не становись на пути у науки. А кроме того, — добавил Фил, заглянув в ящик, — здесь порядок не наводили по меньшей мере полгода. Так что особого вреда не будет.
— Ха! А чего ты хочешь, если я все свое время трачу, разучивая для тебя всякие салонные фокусы? И вообще, я знаю, где что лежит.
— Вот этого я и боюсь, а потому хочу, чтобы Бен ввел сюда элемент произвольности. Ну давай же, Бен.
Когда хирург выполнил все, о чем его просили, и закрыл ящик, Хаксли продолжил: