Рассказы
Шрифт:
Был снят и расстрелян Н. Ежов. Один изувер уступил поле деятельности другому - Лаврентию Берии.
Этот вурдалак, дорвавшись до "карающего меча революции", для начала порубал им головы подручных своего предшественника, особенно замаранных в невинной крови сограждан и потому компрометирующих "святой" ореол Сталина.
Время переформирования сил в органах НКВД аукнулось в тюрьмах некоторым затишьем следственного произвола - Берия утверждал в массах свой авторитет! Охорашивался, заигрывал перед народом, выдавая себя
В последние месяцы тридцать восьмого года подрастряслись и разгрузились "Кресты"... Поубавилось народу в камерах. Все чаще раздавалась команда "с вещами!". В одиночках, где совсем недавно сидело десять-двенадцать человек, теперь осталось шесть-семь... Кое-кому, под шумок, удалось выскочить и на свободу.
Случаи освобождения из тюрем центральная пресса расписывала как результат своевременно-го вмешательства партии и правительства, положивших конец преступным действиям врага народа Ежова и его приспешников.
Газеты с чудовищным цинизмом уверяли своих читателей в том, что они имеют счастье жить в том единственном в мире справедливом социалистическом обществе, где клевета и оговор обрече-ны, где честь и личные свободы граждан надежно защищены самой гуманной в мире Сталинской конституцией!
Тем самым народу внушалось, что невиновные выпущены или будут выпущены в ближайшее время (их дела пересматриваются), а все те, кто остаются сидеть в тюрьмах, отправлены в лагеря или расстреляны - действительно враги народа.
Наконец и на одну из моих жалоб-протестов "пал выигрыш" - меня вызвали к тюремному врачу.
– Ну, здравствуй, поэт! Рада тебя снова видеть, раздевайся. Показывай свои синяки-шишки.
– Какие шишки?
– не понял я.
– Ты же писал, что тебя били?.. Показывай следы избиений, переломов, увечий... В общем, всего, что оставило следы на теле.
– Увечий пока, слава богу, не было, а что касается всего остального... Вам надо было свидетельствовать месяцев восемь назад. Вы вчерашний день ищете, доктор.
– Успокойся, поэт, и не огорчайся. Все, кто бил тебя, сами давно сидят!
– А мне какая от этого радость? Они сидят, и я сижу.
– Дурной какой! Это же хорошо, что долго сидишь... Хороший признак!.. Значит, не знают, что делать с тобой: выпускать - не выпускать. Глядишь, и на волю выскочишь!.. Чем черт не шутит. Сейчас все может быть. В крайнем случае, получишь лет пять, ты молодой, у тебя вся жизнь впереди. Поедешь на Колыму - там апельсины растут... Не унывай, поэт!
Королева снов моих, моя богиня сегодня благосклонна ко мне, она явно кокетничает, играет, как кошка беспомощным мышонком. Я прощаю ей все и не протестую. Мне приятно...
Мы уже знакомы. Больше того, по-моему, у нас "роман". К сожалению, платонический.
Знакомство наше
Мне предложено было снять штаны. Красные лыжные штаны... Видно, опасались, как бы в юбилей Великой Октябрьской революции я не стал размахивать ими сквозь намордник зарешеченного окошка камеры. Наподобие известного плаката МОПРа.
Я отказался подчиниться. На меня прикрикнули, пригрозили карцером.
– Не имеете права!
– возмущался я.- Это грабеж.
– Не положено,- отвечали мне.
– А сидеть в ноябре без штанов положено? Дайте мне какую-нибудь сменку, что ли...
– Посидишь без штанов, ничего с тобой не сделается. После праздника отдадим.
Штаны унесли.
Вслед за "шмоном" накатилась следующая предпраздничная волна тюремный обход. В камеру вошли начальник тюрьмы, корпусной начальник, тюремный врач, некто из прокурорского надзора и представитель от исполкома Ленсовета.
– Жалобы есть?
– спросил начальник тюрьмы.
– Есть!
– сказал я.- Прошу извинения перед дамой, но с меня только что сняли штаны... Можете убедиться!
Начальник тюрьмы вопросительно повернулся к корпусному.
– Товарищ начальник,- отрапортовал корпусной,- надзиратели действовали согласно инструкции. После праздника штаны заключенному будут возвращены.
– Я не привык ходить без штанов... Тем более в такой праздник. Мне холодно... Не хотите отдать мои штаны - дайте другие... Мой размер пятидесятый!
Инцидент все больше приобретал комическую окраску. В камере еле сдерживались от смеха. "Концерт" со штанами обещал развлечение.
Спасая серьезность момента, начальник тюрьмы отдал распоряжение заменить мне штаны.
Задал свой коронный вопрос и представитель исполкома, отрабатывая тем самым свое присутствие в составе обхода.
– Как кормят?
– спросил он.
Как будто от нашего ответа что-то могло измениться...
Мои сокамерники повернули головы ко мне, как бы уполномачивая меня отвечать. Сегодня я вел "концерт".
– Как и во всякой тюрьме - плохо!
– разозлился я.- Как-как?! Какая разница? В одной тюрьме чуть лучше, в другой - чуть хуже. А в общем-то... везде паршиво.
– Почему?.. На Шпалерке, например, кормят лучше. Хоть пайка там и меньше, зато приварок... Кашу дают,- сказал кто-то.
– Кому нравится Шпалерка, могу посодействовать,- улыбнулся начальник тюрьмы.
– Что вы, что вы,- замахал я руками.- Вы не так поняли товарища. Он этой кашей сыт по горло! До сих пор кровью харкает - там бьют!.. Мы этой кашей наелись досыта.