Рассказы

Стаут Рекс

Около получаса игра продолжалась почти в полном молчании. Пьер поглядывал то на часы, то в окно, в котором со своего места видел только кусок темного мрачного неба и верхнюю часть перекрытий моста Сюрэсн. По мере того как официант заменял пустые бутылки полными, внимание незнакомца все больше рассеивалось, а язык развязывался.

— А вам везет, — заметил он, посмотрев на кучку монет и несколько купюр, сложенных у локтя Пьера.

Тот опять взглянул на часы, пробормотав:

— Будем надеяться.

— И тем не менее вы нервничаете и суетитесь. Напрасно. Вспомните, друг мой, мудрость древних философов, вспомните

стоиков! — Незнакомец воздел руку к потолку и глупо осклабился. — Учитесь властвовать над своей судьбой. Что бы ни случилось сегодня или завтра, вы должны оставаться человеком.

Все подозрения Пьера разом вернулись.

— Вы пьяны, — спокойно сказал он. — Что вы несете?

Собеседник ткнул трясущимся пальцем ему в плечо:

— А вот что. Вы дергаетесь, рыскаете взглядом по углам, вы напуганы. И вероятно, не без оснований. Но посмотрите на это! — Он сунул Пьеру под нос свои руки, которые дрожали как листья на ветру. — Вы только посмотрите, как я хладнокровен, как невозмутим! А ведь через каких-то полчаса решится моя судьба!

— Слушайте, дружище, — перебил Пьер, — по-моему, вы слишком много болтаете.

— Вы ошибаетесь, — произнес незнакомец с пьяным достоинством. — Я не слишком много болтаю. Я никогда не болтал слишком много. — Он бросил карты на стол, схватил бокал и допил содержимое одним глотком. — Месье, вы мне нравитесь. Пожалуй, открою вам страшную тайну.

— Советую вам держать свои тайны при себе, — буркнул Пьер, которого все это уже начинало раздражать. Он снова глянул на часы. Было без четверти шесть.

— Правильно. Как это верно! — восхитился незнакомец. — Величайшая из всех добродетелей — осторожность! — Он развел руки, словно готовясь принять немного Божьей благодати прямо из смрадного сырого воздуха. — В настоящий момент я являю собой олицетворение этой добродетели. Это sine qua non [4] успеха.

Мое жизненное кредо — «В словах горяч, в делах благоразумен». Осторожность! Благоразумие! Благодарю вас, друг мой!

Провозглашенное незнакомцем кредо шло вразрез с жизненной позицией Пьера, который мгновенно забыл, где находится и по какому делу.

4

Без чего нет (лат.)

— Но нельзя же быть таким трусом! — возмутился он.

— Eh bien… [5] — Собеседник презрительно вскинул брови, словно поражаясь глупости этого замечания. — Нужно быть человеком. А что вы хотите? Бывают моменты, когда ваша безопасность — превыше всего. Самосохранение — главный закон существования, и отныне я в силу определенных причин, — он подался вперед и понизил голос до конфиденциального шепота, — никогда не позволю себе осуждать других за то, что они нанимают кого-то для участия вместо них в дуэли. Они делают это из элементарной осторожности. Согласны?

5

Что ж… (фр.)

Пьер чуть не подавился — в его горле встал ком, — а когда попытался заговорить,

почувствовал, что не в состоянии открыть рот. Все известно! Он погиб! Этот пьяный человек, который, быть может, вовсе даже не пьян, — кто он такой? Сомнений больше нет: Филлипс выдал его. Парализованный этими ужасными мыслями, Пьер сидел неподвижно, а незнакомец продолжал:

— По правде говоря, я и сам так поступил. Вот видите, я вам доверяю и хочу услышать ваше мнение. Дуэль назначена на шесть. Этот идиот Дюмиан предложил надеть маски, что и натолкнуло меня на мысль…

В этот момент Пьера осенило. Догадка фейерверком полыхнула в голове, и он не смог сдержать восклицания:

— А! Ламон!

Собеседник уставился на него с подозрением и спросил внезапно охрипшим голосом:

— Откуда вы знаете мое имя?

Но Пьер уже успел взять себя в руки и разыграл удивление:

— Кто же не знает Ламона? Вы такой известный человек!

Тревожное выражение на лице Ламона уступило место бессмысленной ухмылке.

— В общем, да, — кивнул он.

Мозг Пьера, всегда шустро реагировавший на критические ситуации, заработал еще быстрее. Он посмотрел на часы: оставалось десять минут до прибытия Филлипса на место дуэли. Что до надравшегося Ламона, он не представляет никакой угрозы. Но тут Пьер снова похолодел от страха:

— А что, если вашего… заместителя ранят?

Ламон, до сих пор старательно сжимавший губы в пьяном усилии сохранять над собой контроль, расплылся в хитрой улыбке:

— Невозможно. — Он порылся в карманах сюртука, выудил оттуда визитную карточку и бросил ее на стол перед Пьером. — Видите? Он профессионал.

Пьер перевернул кусочек картона. Достаточно было одного взгляда:

«ALBERT PHILLIPS

Professeur d'Escrime

Methode Americaine».

Слеза тирана

Так уж вышло, что комнаты, которые сдавала миссис Койт, никогда не пустовали, и объяснить это можно только волей случая, ибо по собственной воле ни одно разумное существо не согласилось бы вверить свою жизнь ее навязчивой опеке. Но дом находился на Восточной Тридцать седьмой улице, а этот район неудержимо притягивал толпы неудачников и горемык Нью-Йорка, поскольку здесь были сосредоточены все возможные блага из тех, что город мог им предложить.

А если уж миссис Койт удавалось заманить кого-нибудь в свои сети, сомневаться не приходилось: добычу она не выпустит.

Одним из самых неприятных пороков миссис Койт был пристальный интерес к распорядку дня ее жильцов. Если вы возвращались к себе в одиннадцать, могли чувствовать себя в относительной безопасности, в полночь — рисковали подвергнуться допросу с пристрастием, а в час ночи — не было вам прощения. Так что можете себе представить, насколько суровыми были остальные пункты режима.

Больше всего от этого матриархата страдали двое — Парень и Девушка. Нет смысла называть их по именам, ведь они были влюблены и потому неотличимы от миллионов других парней и девушек, которых мир знал или о которых читал в романах. Счастье их было отнюдь не безоблачным, поскольку оба входили в упомянутое жилищное сообщество. Терпеть придирки властных матерей, строгих отцов или тетушек с инквизиторскими замашками, безусловно, довольно тяжело, но по сравнению с любопытной домовладелицей все они — ангелы.