Рассказы
Шрифт:
Здесь дела обстояли еще хуже. Девушка свернулась калачиком в кресле, ее глаза горели лихорадочным огнем, на щеках блестели мокрые полоски от слез, на скулах выступили красные пятна. Она повернула голову и безучастно взглянула на домовладелицу.
— Я так и знала, — произнесла миссис Койт с чувством глубокого удовлетворения. — Почему ты не на работе?
— У меня мигрень. — Девушка попыталась улыбнуться, но у нее ничего не вышло.
Миссис Койт самодовольно запыхтела:
— Я все об этом знаю! Он мне рассказал. Я знала, что этим все и кончится!
Девушка закрыла лицо руками и отвернулась.
— Я
Девушка не отреагировала.
Миссис Койт решила схитрить:
— Нет, ты мне объясни, зачем ссориться из-за такой мелочи?
— Тогда мне это мелочью не казалось, — всхлипнула Девушка.
Впрочем, как домовладелица ни старалась, больше ей ничего выудить не удалось: Девушка отказывалась отвечать. Она отказывалась даже злиться. В конце концов миссис Койт убедила ее пойти на работу.
— Только сначала загляни в ванную и приведи себя в порядок, — посоветовала она. — У тебя цвет лица как у вареного огурца.
Когда Девушка ушла, миссис Койт уселась в ее кресло и задумчиво уставилась на валявшиеся на полу клочки бумаги. Одному Богу известно, о чем она размышляла. На ее лице не отражалось ничего, кроме мрачного удовлетворения, а когда она принялась собирать обрывки фотографии, ее губы растянулись в торжествующей ухмылке.
Тем вечером, впервые за долгие месяцы, Парень вернулся из офиса один. Раньше они с Девушкой были неразлучны, но теперь идиллия закончилась. Как ни велика была его любовь к ней, он считал, что такие обиды не забывают, тем более незаслуженные. Конечно, если она прибежит к нему и будет умолять о прощении… При этой мысли Парень затаил дыхание. Но нет, он был уверен, что она этого никогда не сделает.
Миновал один пустой и тоскливый рабочий день, а будущее — он знал это — не принесет ему ничего, кроме унылой череды таких же пустых и тоскливых дней. Парень решил тем же вечером уехать из дома миссис Койт — ведь отныне здесь каждый кирпичик будет пробуждать в нем горькие воспоминания о самом счастливом периоде в его жизни. Увы, в двадцать один год душа предается скорби с тем же неистовством, что и радости.
Поворачивая ключ в замке входной двери, Парень услышал за спиной шаги. Ее шаги.
Не говоря ни слова, он открыл дверь и вежливо отступил в сторону, чтобы пропустить Девушку. Она склонила голову в знак благодарности, молча проскользнула в холл и стала подниматься по лестнице в свою комнату.
И вдруг она услышала голос Парня — он произнес ее имя. Она обернулась.
Парень стоял возле столика, на который складывали почту, и держал в руках большой конверт.
— Это для меня? — с сомнением спросила Девушка.
— Нет, — сказал Парень. — Это для… нас.
Ее щеки вспыхнули, когда она услышала ставшее таким привычным местоимение.
Парень поднялся по ступенькам и остановился рядом с ней.
— Думаю, мы должны открыть его вместе, — сухо продолжил он. — Письмо адресовано нам обоим.
Девушка молча смотрела на него, пока он разрывал конверт. Его локоть коснулся ее руки, и оба внезапно почувствовали странное волнение, а в следующую секунду, когда они увидели содержимое конверта, их щеки вспыхнули
У Парня сильнее заколотилось сердце, Девушка подняла руку к лицу, словно хотела отбросить пелену, вставшую перед ее глазами. Заботливо собранные из кусочков и наклеенные рядышком на лист картона, в конверте лежали две фотографии, которые утром они разорвали и бросили на пол. Под фотографиями неровным забавным почерком было написано:
«Двум зеленым лопухам от старой дубины».
А в верхнем углу листа с помощью измятой голубой ленты было прикреплено старинное, тонкой работы обручальное кольцо!
Четверть часа спустя Парень и Девушка, держась за руки, спустились в гостиную, где миссис Койт пыхтела над своей конторской книгой. Увидев молодых людей, домовладелица вскочила.
— Вам чего? — агрессивно спросила она.
Парень, ничуть не смутившись таким приемом, смело шагнул к ней и протянул руку. На его ладони что-то блеснуло.
— Вот ваше кольцо, миссис Койт, — сказал он, а в его глазах, как и прежде, играли веселые искорки. — Я подумал, вы захотите получить его назад.
Миссис Койт нерешительно посмотрела на Парня и, казалось, — такое на Восточной Тридцать седьмой улице случилось впервые! — не нашлась что ответить.
— Это не мое кольцо, — буркнула она наконец.
И тут произошло невероятное — надругательство над законом вообще и самой миссис Койт в частности. Возможно, миссис Койт не стала бы об этом распространяться, но как раз в тот момент через холл проходил Книжник и, заглянув в открытую дверь, стал невольным свидетелем. Парень обнял миссис Койт и звонко расцеловал в обе щеки, а затем, оставив обручальное кольцо на столе, рука об руку с Девушкой направился к лестнице.
Миссис Койт пришла в себя, только когда они уже поднялись на несколько ступенек.
— Эй, вы! — крикнула она, и ее голос странным образом дрогнул, несмотря на все ее старания придать ему суровые интонации. — Эй, вы, там! Завтра утром оба встанете и пойдете на работу вовремя, поняли? Если сегодняшнее безобразие повторится — выставлю на улицу!
А с верхнего этажа до нее донесся счастливый, радостный смех. Царствование миссис Койт закончилось.
Памфрет и мир
Памфрет был счастлив. Вернуться в мир и еще раз почувствовать его несовершенство — что может быть восхитительнее? Он вслух расхохотался, вспомнив, как Сатана предупреждал его, что земля после всего случившегося может показаться ему отнюдь не самым прекрасным местом.
Что касается Памфрета, он не был обыкновенным покойником. Умер он в 1910-м, и, поскольку некоторые дела довел до конца, а кое-какие так и оставил незавершенными, его без особых церемоний отправили в Страну Тьмы. О его пребывании там нам ничего не известно, знаем только, что места эти оказались, по его мнению, чуть темнее и гораздо интереснее, чем он представлял. Нам не ведомо, какого рода службу он сослужил Князю Тьмы, но тот в результате наградил его десятью годами жизни. Памфрет так обрадовался этому, что даже вызвал неудовольствие у Сатаны по поводу столь пылкого желания вернуться в мир. Стоило ему там оказаться, он позабыл обо всем, кроме радости человеческого бытия.