Рассказы
Шрифт:
Импровизации Каминского были близки Ермаку. Может быть потому, что росли они в одном интернате, и в их детских воспоминаниях — много общего. Слушая эту музыку, капитан патрульного корабля чувствовал себя немного другим человеком. Скрипач навязывал ему что-то свое. Можно было попробовать не поддаваться, но само это противоборство уже нарушало привычное состояние духа.
Скрипач опустил инструмент.
— Милый Левушка, — говорил капитан. — Ты великий артист! Играя, ты кажешься мне выше ростом, плечистее. У тебя появляется чемпионская стать, и я забываю, что ты вечно был рохлей.
— Если б ты знал, какого каторжного труда требует скрипка, — отвечал музыкант, отходя к раскрытому иллюминатору. —
— Очень просто, — объяснял капитан, потягивая из чашечки кофе и с нежностью глядя на друга, — учитывая случаи газовых атак на патрульные средства со стороны «хроноястребов», инструкция запрещает проветривать корабли в населенных долинах, а из всех разрешенных для этого мест — предпочитаю горы.
— Выходит, свежестью воздуха я обязан этим бандитам? — усмехнулся Каминский. — Я слышал, их кидает в дрожь при упоминании о Ермаке. О подвигах его знает вся обитаемая зона. И связывают это с тайной ГКСЛ — Генератора Комплекса Сверхличности. Народ говорит, что ты раньше был психофизиком, но ушел из большой науки в службу противодействия, чтобы на практике испытать свой прибор. Твоя дерзость не знает границ: ты много раз попадал к «хроноястребам» в плен, но всегда уходил невредимым, и каждая новая экспедиция подтверждает слухи о ГКСЛ, делающем тебя практически неуязвимым. Если б хотя бы на время я мог ощутить в себе мужество, мощь и стремительность Ермака! Ну признайся, разве не ГКСЛ помогает тебе побеждать?
— Еще как помогает! — Ермак улыбался. — Только не ГКСЛ, а легенда о нем, которую «хроноястребы» сами и выдумали: у страха глаза велики. Скрипач отвернулся к иллюминатору. «Ты оборудовал на корабле мастерскую, которой позавидует любая лаборатория!» — Мое хобби — кофейные мельницы, — возразил капитан. — Я их сам мастерю. Об этом известно не меньше, чем о приключениях. Я не раз занимал призовые места…
— Не надо об этом… — прервал музыкант. — Всем известно, что хобби — всего лишь прикрытие.
— Левушка, ты ставишь меня в неловкое положение.
— Извини. — Каминский вернулся на средину каюты. — Все ясно… Это запретная тема. Считай, что не было разговора. Хочешь сыграю еще?
— Конечно.
— Каминский поднял скрипку, провел смычком по струне. Зазвучала старинная песня. Музыкант смотрел в одну точку, на светящуюся в закатных лучах белую чашечку в руке капитана. Нежные звуки и этот закат среди гор должны были успокаивать душу, но Левушка чувствовал, с музыкой что-то не ладится. Она уходила из-под контроля. Она выдавала невысказанную обиду, и он ничего не мог с этим сделать.
Левушка понимал, у Ермака могли быть серьезные основания молчать о своем генераторе, пока на Земле и в Галактике действуют авантюристы: трудно даже представить, что натворит негодяй, завладевший ГКСЛ. Но было досадно: Ермак только что назвал его рохлей. Скрипач без него это знал. Он искал утешения в музыке. Но звуки не в состоянии дать человеку недостающей уверенности. Левушка много думал о Генераторе Комплекса Сверхличности и постепенно убедил себя в том, что даже короткое обладание ГКСЛ могло бы сделать его другим человеком. Он долго мучился, не решаясь обратиться к старому другу. И вот сегодня, по его приглашению прилетев на корабль, нечаянно все испортил. Это был очередной конфуз. Складываясь вместе, подобные неприятности только усиливали его неуверенность. Каминский не смотрел в лицо капитана, предпочитая созерцать чашечку кофе в его руке. Было стыдно и казалось, Ермак это чувствует по жалобным взвизгам вплетавшимся в пение скрипки. Потом эта чашечка выпала из поля зрения. Музыка быстро разлаживалась. Заключительный аккорд прозвучал чудовищным диссонансом. И, вдруг, Левушка снова увидел
Каминский очнулся не сразу. Сначала сквозь гул в ушах донеслись голоса.
— Герд, я же просил, не давать такой концентрации газа! — ворчал бархатный баритон. — Они у тебя чуть не сдохли. А этот до сих пор не очухается!
— Попробуй угадай, сколько им надо! — отвечал хриплый бас. — Лучше бы, шеф, я их совсем уморил. Не скажут они, где запрятали Гексиль!
— Не Гексиль, а ГКСЛ! Пора, Герд, запомнить — Генератор Комплекса Сверхличности!
— Для меня это слишком мудрено! Шеф, а то, что мы подобрали около этой дохлятины, — случайно не Гексиль?
— Господи, Герд, — это скрипка!
— Оружие что ли такое?
— Да нет! Инструмент музыкальный!
— Ладно, мы тоже кое в чем смыслим! Гляньте-ка, дохленький ожил!
Каминский открыл глаза. Поднял голову, хотел повернуться… и обнаружил, что связан.
— Освободи его, Герд! — командовал бритоголовый франт.
— Вилли только чуть-чуть опоздал скрутить одного, а теперь — без зубов.
— Этот не страшен. Он — гость и скорее всего музыкант. А они берегут свои руки.
— Все-то вы знаете, шеф, — польстил Герд и, расстегнув на груди лямки, бухнул на стол тяжелую. аппаратуру.
— «Носильщик!» — догадался Каминский, разглядывая рыжебородого великана. — Вот какие они — «хроноястребы»!
Герд выхватил нож и ловким движением рассек на руках и ногах музыканта ремни.
— Помоги ему встать! — сказал шеф.
— Я сам, — подал голос Левушка и встал на отекшие ноги.
— Видите, шеф, он сам! — загоготал «носильщик».
— Рад ведь, что жив, чертяка! — усмехнулся шеф, обращаясь к пленнику. — Вижу, что рад! Все в твоих руках. Не глухой ведь. Уловил, что нам надо? Если скажешь, где спрятан ГКСЛ, сохраним жизнь тебе и всему экипажу. Хотя, признаться, кое-кто из них этого и не заслуживает. Я человек дела, — условимся говорить на чистоту.
— Ермак сказал, — чистосердечно признался Левушка, — что ГКСЛ — выдумка «хроноястребов».
— Врешь, скотина! — заревел Герд и нанес удар снизу в челюсть не сильный, но достаточный, чтобы свалить человека, который и без того едва держится на ногах. Падая, Каминский перелетел через кресло и застрял головою вниз между креслом и переборкой. Кровь прилила к лицу. Он задыхался, шарил руками, чувствуя, что самому не выбраться.
— Напрасно ты его… — упрекнул шеф. — Такие врать не будут. Их этому не учили. Дай-ка ему, Герд, скрипочку.
Каминский смотрел на перевернутый мир, с трудом узнавая кают-компанию корабля. Он видел незнакомые лица. Его разглядывали. Чьи-то ноги поднимали пыль перед его носом. Левушка чувствовал себя скверно, он до сих пор не мог свыкнуться со своим уникальным талантом попадать в передряги. Кто-то отодвинул кресло, и скрипач плюхнулся на пол, чуть не свернув себе шею. Кают-компания задрожала от хохота. Каминский еще лежал за креслом, когда раздался грохот. Левушка вздрогнул. Что-то просвистело у самых губ. Кресло качнулось. В отверстие лопнувшей обшивки вылез пухопласт. Пыль ударила в нос, и музыкант громко чихнул. Последовал новый взрыв хохота, а затем — и новые выстрелы. В руках «хроноястребов» сверкали маленькие Г-образные штучки — пистолеты. Левушка уже видел такие в Музее Варварства. Стрелок должен был прицелиться и нажать рычажок — из трубки вырывалась затвердевшая капля цветного металла, способная причинить смертельную травму.